Разговоры запросто

Реклама

купить

I

Those were the days, my friend,
We thought they’d never end,
We’d sing and dance forever and a day,
We’d live the life we choose,
We’d fight and never lose,
For we were young and sure to have our way.

Маггловская песня

— Привет, роскошно выглядишь! Опять подстриглась?

— Да уже обросла, мы давно не виделись… Давай, проходи!

— Ужасно жаль, что я не смогла выбраться на день рождения… Джон не обиделся?

— Сказал, что никогда тебе этого не простит! Сплетню века уже знаешь?

— Про Августу? Да уж слышала… Я рада за Лонгботтома, он столько лет за ней бегал! Я о другом хотела поговорить с тобой…

— Садись. Ты голодная? Можем сейчас пообедать, можем подождать Джона.

— Слушай, мне так неловко — у меня времени полчаса. Никаких обедов — мне еще надо в Мунго забежать…

— Кстати, как, берут тебя?

— Кажется, берут. Не стажировка — мечта, три года… У самой Дервент.

— Так она же померла давно! Я портрет видела, в Мунго! И у Диппета в кабинете висит! Она еще мне всегда подмигивала, когда Диппет с меня шкуру спускал!

— Глупая, это ее прапрапра… какая-то. Тоже великая. У них это по наследству передается, по женской линии. Вот, так что мне осталось только бумаги оформить. Бумаг — море. Третий день бегаю как ошпаренная…

— Ладно, деловая ты наша, давай кофе пить.

— Тебе хорошо смеяться, сидишь дома!

— Не говори — сил уже никаких нет! Знала бы ты, как я вам всем завидую! У вас жизнь бурлит, что-то происходит, люди кругом. А у меня — одни пеленки… Все, до года сижу — и на работу, а то совсем одичаю. Джону легко говорить, «ребенку лучше с матерью, ты едва на няню заработаешь»… но я ведь тоже живой человек! Знаешь, я на вечеринке окончательно поняла, что больше не могу взаперти. Есть мамаши, которым нравится, а я зверею!

— Кстати об озверении… Сильви, я ведь не просто так пришла. Меня вчера Аластор позвал пиво пить…

— И ты пошла? Давай-ка с этого места подробнее!

— Да подожди ты! Он мне рассказал про Джона и Грейбека… Сильви, я, конечно, Джона понимаю, но все-таки с Грейбеком лучше не связываться…

— Нашла кого слушать! Ты Аластора плохо знаешь? Он ведь жуткий перестраховщик, и перед тобой всегда хвост распускал! Могу представить, как он это изложил… жаль, меня там не было!

— Хвост — хвостом, а он прав. Знаешь, про Грейбека такое говорят…

— Мало ли про кого что говорят! Что ж ему теперь все позволять? Он с самого начала, как только первый раз к ним в контору пришел, вел себя как скотина.

— Сильвия, от таких, как он, надо держаться подальше! Я так поняла, Джон еще должен будет с ним встретиться?

— Да, завтра… Он настроен решительно, и я считаю, он прав. И на работе, кстати, все его поддерживают.

— Конечно, потому что он себя подставляет, а не их! Небось, все счастливы, что выискался такой идиот! Сильвия, пойми, есть ситуации, когда лучше уступить, есть люди, которым лучше ничего не доказывать, лучше тихо с вежливой улыбочкой отползти в кусты! Пусть Джон мирно с ним договорится и забудет, как страшный сон. Я понимаю, Грейбек кого хочешь доведет, но лучше стиснуть зубы, проглотить обиду, потом напиться и забыть! Он вервольф…

— Да дело же не в том, что он вервольф, а что он сволочь!

— Какая разница, он попросту опасен! Не знаю, правда ли, но я про него такие ужасы слышала… Зачем на рожон лезть?

— Да все это слышали… Слухи всегда бывают преувеличены.

— И Джону не терпится проверить?

— Поппи, вот так все молчат… А потом начинается: ах, Грейбек совсем обнаглел, ах, как он смеет…

— Ты все правильно говоришь, я прекрасно понимаю Джона, я понимаю тебя, тебе хочется, чтобы твой муж выглядел героем, тебе хочется им гордиться … Я сама, возможно, не сдержалась бы на месте Джона…

— Вот видишь!

— Сильви, дурная ты голова, у меня детей нет.

— Сильвия!

Мерлин, как изменилась! Неужели это Сильвия, новая стрижка раз в два месяца, одна шикарнее другой, блеск глаз из-под тяжелых от маггловской туши ресниц, коллекция солнцезащитных очков, умопомрачительные наряды — из ничего! за гроши! — и заразительный смех… Поппи мысленно отругала себя, что секунду помедлила, прежде чем окликнуть ее, и похвалила, что все-таки окликнула.

— Привет…

Похоже, она тоже колебалась, прежде чем обернуться. Темные очки из прошлой жизни, но теперь невозможно поверить, что когда-то они ей шли, что они были тщательно подобраны под новую прическу и новую форму бровей… а может быть, под новую манеру красить губы… Длинные, по-прежнему густые, но неухоженные и потускневшие волосы небрежно перехвачены резинкой… да она, кажется, начала седеть. А ведь ей… нет, тридцать только в августе будет.

— Привет, Сильви… Сто лет не виделись…

Черт, и ведь не спросишь у нее, как дела. И так ясно, что ничего хорошего.

— Ты спешишь? — хочется верить, подленькую надежду на положительный ответ удалось скрыть. — Давай чаю выпьем?

— Давай…

Интересно, знает ли она, где я теперь работаю, думала Поппи, пока они протискивались к свободному столику. Только бы не начала просить… А может, его уже в живых нет? Хотя тогда бы она не выглядела такой замученной. Будет ужасно неловко отказывать, но ведь в самом деле шансов никаких. Диппета не уломать, да и кто я такая, чтобы уламывать Диппета?

— Ну, как вы живете? — идиотский вопрос, но что делать?

— Привыкли, — Сильвия сняла очки, положила рядом с чашкой. Значит, жив. Ох, как она подурнела… сколько морщин…

— Ты работаешь?

— Нет, что ты… Кто бы меня каждый месяц отпускал. От него не отойти минимум день до, два дня после, и это если повезет… а то и неделю, — Сильвию так явственно передернуло, что по спине Поппи волной пробежала дрожь.

— А Джон?

— Работает… На что бы мы жили… — Сильвия прижала пальцы к губам. — А ты как?

Неуклюжая попытка сменить тему, никакого интереса в глазах…

— Нормально…

— Замуж вышла?

— Нет…

— И правильно… Вот мы с Джоном… — она запнулась, замолчала, подперла рукой подбородок и уставилась сухими немигающими глазами куда-то за спину Поппи.

И несмотря на жару Поппи вдруг так ясно вспомнила солнечный морозный день, и крепкий ароматный кофе на маленькой уютной кухне, и вывеску кафе прямо напротив дома… И как она было подумала, что надо войти, сесть вот за этот столик у окна, откуда так хорошо просматривается вход в подъезд, и дождаться возвращения Джона с работы, и поговорить с ним, и уговорить его. Джон всегда был таким разумным, таким трезвым, не то что взбалмошная, горячая, упрямая Сильвия… В глубине души Поппи с самого начала понимала, что говорить надо с ним. Она с легкостью убедила бы его не геройствовать. Но слишком уж она спешила в Святого Мунго, слишком уж сильно занимал ее мысли молодой черноглазый целитель, про которого она не рассказывала пока даже Сильвии, статный красавец, так недвусмысленно интересовавшийся, свободен ли у нее вечер. Его звали Эдвард, с того дня у них начался симпатичный легкий романчик, он потрясающе умел говорить комплименты, был нежным и изобретательным, и сейчас она вряд ли узнала бы его на улице.

Зато навсегда ей врезалось в память лицо Джона в ту ночь в самом конце ее стажировки.

II

С тобою, нежная подруга
И верный друг,
Как цирковые лошади по кругу,
Мы проскакали жизни круг.

А. Мариенгоф

— Привет, прости, давно ждешь?

— Достаточно, чтобы успеть заказать нам кофе.

— Спасибо. Ты меня заинтриговала. Что случилось такого, что мы не могли обсудить в Школе?

— У меня был разговор с Дамблдором насчет будущего первого курса.

— Не рано еще? Мне дурно при мысли, что в этом году поступает кузен сестричек Блэк… Если меня кто из детей в гроб вгонит, это будет Андромеда.

— А у них еще третья сестра есть… — она улыбается уголками губ, но лицо остается серьезным. — Я вот что хотела у тебя спросить: ты ведь дружила с Люпинами?

Меньше всего хочется говорить о Люпинах… Достаточно многолетних ночных мыслей: написать письмо, спросить, как дела, пригласить в гости, напроситься к ним…

— Мы с Джоном учились на одном курсе, а с Сильвией вместе играли в квиддич… Она младше на три года.

— А после школы?

— Да, у нас была компания… собственно, вокруг Сильвии. Она была ужасно общительной…

— Была? То есть ты в курсе?..

— А как ты думаешь? Конечно, я в курсе. Мерлин, у меня как раз стажировка в Мунго заканчивалась!

— И что ты можешь сказать про мальчика?

Кажется, никакого подвоха в этих словах нет. Но как объяснить, что не общаешься с людьми, которых называла друзьями, не общаешься уже много лет… с тех пор, как случилось несчастье, сломавшее им всю жизнь? Как объяснить и не выглядеть при этом законченной дрянью? Как объяснить, что они сами отдалились от всех, сами методично и постепенно обрубили все прежние связи? А если вдобавок все это время не отпускало подозрение, что, будь желание помочь настоящим, обязательно бы получилось… Получилось бы поддержать, преодолеть их отчужденность.

— Ничего не могу сказать — я его видела последний раз совсем маленьким.

Минерва смотрит в глаза, молчит… Минерва, хоть ты не думай плохо про свою несчастную подругу, разуверившуюся в собственном умении дружить!

— А ты знаешь, что мальчику в марте исполнилось одиннадцать?

— Минерва… Ты же не хочешь сказать…

— Хочу. Дамблдор считает, что его надо принимать.

— Или я, или он!

— Что ты говоришь, Поппи! Приди в себя!

— Я больше не могу, я с ума сойду! Какие, к черту, семь лет… я гораздо раньше рехнусь…

— Поппи, что в этом такого страшного? Он нормальный мальчик, я его учу и знаю…

— Вот давай ты сама в следующий раз пойдешь утром в Хижину! Добрые все очень… благородные… а как в кровище по локоть — так на то у вас Поппи есть… Не могу…

— Тихо, тихо, ты что?.. Присядь… возьми себя в руки! Мерлин, Поппи, да объясни ты, в чем дело?!

— Ты не представляешь, что это такое…

-Дамблдор…

— Вот пусть он этим и занимается! Это была его гениальная идея!

— Гениальные идеи Дамблдора обычно оказываются…

— Я знаю, ты за Дамблдора горой… Валяй, защищай до последней капли крови, только твоей крови… Меня вы зачем впутали?

— Поппи, прости, но ты несешь чушь. Не тебе впадать в истерику от вида ран… Ты меня удивляешь.

— Тут другое… Дело не в ранах, а в самом мальчике. Ты просто видишь его на уроках, чистеньким и здоровым, и думаешь, что он такой и есть. А я вижу, как он превращается… Я прихожу в Хижину за секунды до обратной трансформации, когда он уже не опасен, и вижу все это… Минерва, человек не может с этим жить и остаться человеком… Мне его жалко безумно, ему больно так, как мы с тобой даже не представляем… Я смотрю ему в глаза… я боюсь, понимаешь? Боюсь того, что творится у него внутри. Боюсь, что из него может вырасти… это очень трудно объяснить…

— Мы должны ему помочь… Поппи, он обычный ребенок…

— Нет, Минерва, как ты не хочешь видеть… он не обычный… Он милый, чудесный, обаятельный, воспитанный мальчик, побольше бы таких учеников, но я боюсь… Человек, который живет с таким проклятием, не может действительно быть настолько замечательным. Рано или поздно он возненавидит нас всех, нормальных… Особенно учитывая, с каким отношением к себе он столкнется, когда вырастет. Минерва, как бы нам не пожалеть…

— Хорошо. Оставим эту тему. Вервольфов у нас пока не усыпляют, так что говорить не о чем. Тебя ведь совесть давно мучила, что ты Люпинам не помогаешь? Считай это помощью твоим друзьям — они наконец смогли вздохнуть свободно. Они еще совсем молодые, может, второго родят…

— Вот это вряд ли…

— А ты привыкнешь, ко всему привыкают.

— Я-то привыкну, но я не верю, что он сам привык и смирился. Спасибо, Минерва, чтоб я без тебя делала… Нет-нет, я с молоком и без сахара… спасибо.

— Ты еще не спишь? Можно к тебе зайти на секунду?

Шепот, доносящийся из камина в первом часу ночи, не может предвещать ничего хорошего. Шепот Лучшей Подруги грозит рассказом о личных неурядицах, что еще можно пережить даже после тяжелого рабочего дня, но если Лучшая Подруга вдобавок еще и школьная медсестра, а ты — заместитель Директора, жди неприятностей помасштабнее.

— Да, конечно!

Неудобно отряхиваться от золы, держа в руке конверт. Ладно, немного отлегло от сердца — если дело в каком-то письме, значит, все подопечные живы и относительно здоровы. Что не может не радовать.

— Минерва, мне нужно отпроситься на субботу вечер. Обязательно. Посоветуй, как лучше с этим к Дамблдору подойти?

Час от часу не легче. В голове мгновенно проносится полный список родственников Лучшей Подруги: ну и с кем из них что-то произошло? А также дурацкая мысль: хоронят обычно все-таки по утрам.

— Поппи, что случилось?

— Я получила одно приглашение. Не пойти не могу, даже если придется уволиться.

— С ума сошла?

— Смотри…

«Милая Поппи, я понимаю, что после стольких лет нашего уединения ты удивишься, получив это письмо, но все же хочу сказать: мы с Сильвией будем очень рады, если ты сможешь выбраться на вечеринку по поводу (вдруг ты забыла!) моего дня рождения. Твой Джон Люпин».

— Ты не представляешь, как не хочется ехать…

— Так, может, не поедешь?

— Да неловко… Я ведь уже обещала. Потом сразу пожалела, но что уж теперь. Не могу отделаться от ощущения, что Сильвия словно по обязанности меня пригласила. Вроде как ей полагается быть благодарной…

— Что вообще про них слышно?

— Ничего хорошего… живут как чужие… Они попытались что-то наладить, но ничего не вышло. Пару раз собрали, кого смогли найти из прежней компании, на день рождения Джона, потом бросили… У них традиция раньше была — его день рождения бурно отмечать. Джон сломался, он же считает себя виноватым…

— По большому счету он и виноват.

— Я тоже раньше так думала… Потом поняла: нельзя просчитать последствия каждого сказанного слова… И несказанного. Я ведь тогда могла бы дождаться Джона.

— Прекрати думать об этом… Ты сделала достаточно. У Джона своя голова на плечах есть, и неплохая — если сын в него…

— Да, наверно… Сильви честно пробовала с ним как-то восстановить отношения, но он сам себя не простил, да и она тоже… Разойтись они не могли — в одиночку ей такое было не потянуть. Когда Рем в школу пошел, Сильвия, кажется, начала погуливать. И ее можно понять — она ведь совсем молодая была.

— Грустная история, конечно… Но согласись, Поппи, все-таки Дамблдор был прав. Мальчик-то какой вырос…

— Не знаю, Минерва, не знаю…

— Красивая церемония, правда? Я так ее любила раньше. А теперь думаю: куда мы их выпускаем? Что с ними будет… кто на чьей стороне… с кем из них мы будем сражаться… Кто из них нас убьет?

— Минерва, хоть пять минут не думай об этом. Посмотри, какие чудесные ребята, совсем взрослые… Хотя Северус мог бы голову помыть… раз в семь лет можно.

— Теперь это уже не наша забота.

— А все-таки непонятно, что там у них в прошлом году произошло.

— Что произошло… Как только Шляпа отправила юного Блэка в одну спальню с вервольфом, я ждала чего-нибудь подобного. Ладно, хоть все живы остались… Снейп сам, конечно, виноват, но все равно, жалко парня…

— Что, дамы, моему подопечному косточки перемываете?

— Бывшему подопечному, Гораций, бывшему…

— Кстати о бывших подопечных… Слышали про скандал в благородном семействе? Прелестная Анди сбежала с магглорожденным. Все можно было бы уладить, но она, говорят, уже в положении…

— Уладить?! Андромеда сама что хочешь уладит, мало не покажется…

— Гораций, вы, кажется, нас обвиняли в перемывании косточек?

— Я просто интересуюсь дальнейшей судьбой своих учеников. А вы, Минерва, я полагаю, счастливы, что Люпин выпускается? И с сегодняшнего дня забудете весь этот педагогический эксперимент как страшный сон? А уж вы, Поппи, как с ним намаялись!

— Гораций, какое ваше дело…

— Поппи, не заводись, прошу тебя!

— Тише, дамы, тише, Дамблдор на вас смотрит!

— Ну и зачем я понадобилась Дамблдору на совещании по кадровым вопросам? Он думает, мне больше нечем заняться?

Эльф, конечно же, не ответил, только испугался, бедняжка, ушки прижал… Ладно, свободен.

Так-так, а это еще что за явление? Дети в школу не успели приехать, а мы уже такие гримасы корчим? Сами и будете учеников от нервного тика лечить, профессор! Вам никогда не говорили, что здороваться надо? Несется, как оглашенный, только мантия хлопает на поворотах. Ну и не больно-то и хотелось… идите себе, куда шли, несносный мальчишка! Интересно, однако, что стряслось?

— Добрый вечер, Директор. Привет, Минерва…

— Добрый вечер, Поппи.

— Привет. Кофе?

Давно пора привыкнуть, что Минерва распоряжается в кабинете Дамблдора как у себя на кухне, однако каждый раз это почему-то удивляет. Кажется как будто неловким, неуместным… И сразу ощущаешь себя лишней, непосвященной, и поднимается в груди глухое раздражение: хотелось бы уже наконец понять… Однако даже после стольких лет дружбы эта тема остается у них табу.

— Да, спасибо.

Минерва направляет палочку на стол, и Поппи успевает обратить внимание на недопитую чашку, прежде чем та исчезает. Снейпа чаем поили, не иначе.

— Поппи, я хотел с вами обсудить кандидатуру нового учителя Защиты…

— Директор, мне казалось, это не в моей компетенции.

— Отчасти в вашей, Поппи. Хотя не буду скрывать, что окончательное решение я уже принял. Рем Люпин любезно согласился занять этот пост.

Хорошо, что Минерва передала кофе именно сейчас — можно поблагодарить улыбкой и кивком, аккуратно, чтобы не обжечь пальцы, принять чашку, поставить на стол…

— Я очень много лет его не видела. Если хотите знать мое мнение — это может быть опасно.

— Мы семь лет прожили с ним в одном замке и вроде все целы…

— Директор, ученик-вервольф в большей степени мог быть под нашим контролем, чем учитель-вервольф. И то, как вы помните, был неприятный инцидент…

— Они тогда были мальчишками, Поппи! Я прошу вас о содействии… ну, вы понимаете — оказывать ему медицинскую помощь в случае необходимости. Хотя теперь, когда есть Волчье зелье, все стало намного проще.

— Директор, когда это я отказывалась выполнять свои обязанности?

— Помилуйте, Поппи! Я вовсе не имел в виду ничего подобного! Я просто подумал, что вас нужно предупредить — вас и Северуса.

— То-то он был сам не свой!

— Я попросил его о любезности, и он не мог отказать… Надо отдать ему должное — он держался хорошо. Хотя у него весьма оригинальная точка зрения на возможные последствия. Н-да… Минерва, дорогая, вы так смотрите на Поппи, что того и гляди прожжете дырку… Не буду мешать вам сплетничать — пейте спокойно ваш кофе, а я пойду пройдусь.

— Поппи, я знаю, что ты хочешь сказать.

— А какой смысл, если все уже решено? Он хотел удостовериться, что я не откажу нуждающемуся в медицинской помощи? Не откажу. А мое мнение его явно не интересует, так что я лучше промолчу.

— Я знаю, ты Рема не любишь.

— Да не то что не люблю, он всегда производил хорошее впечатление. Думаю, с работой он справится. Просто это объективно опасно…

— Рем, может, вы еще подумаете?..

— Нет, я решил. Черт!

— Минерва, выйди, пожалуйста! Рем, перестаньте дергаться, а то вы не знали, что щипать будет… Зелье надо было пить вовремя… Здесь больно?

— Угу…

— Поппи, у нас наконец появился нормальный, компетентный учитель, который качественно преподает, которого любят дети! Ты же сама его хвалила! Ну скажи ты ему!

— Ммм…

— Извините… Минерва, прекрати говорить мне под руку!

— Рем…

— Минерва, я тебя прошу! Это больничное крыло или черт знает что такое?

— Поппи, это очень важно…

— Как же вы мне все надоели! Рем, сидите ровно. Минерва, ну ты б хоть отвернулась!

— Да, да, простите… Рем, все-таки я прошу вас подумать. Как заместитель Директора и как человек прошу.

— Так будет лучше для всех.

— Да расслабьтесь вы! Как маленький, честное слово! Минерва, оставь его в покое. Еще немного потерпите… все-все… больше здесь не трогаю… молодец! Еще где, Рем?

— Все…

— Можно поворачиваться?

— Рем, одевайтесь. Два дня повязки не снимайте. Да вы сами все знаете!

— Спасибо.

— Ну вот, теперь, кажется, все… Пойдем, что ли, кофе выпьем. Сил никаких, стара я уже для таких шуточек… Полночи вокруг детей бегала, отгоняла всех, то Снейп с Дамблдором, то потом Фадж притащился… Снейпу дифирамбы пел, Снейп и без того весь вздрюченный был, тут совсем уши развесил… потом опять Дамблдор… Я ему слово, он мне два. Сделали перерыв, и давай по новой… Один орет, другой язвит, третий смотрит баран-бараном… при детях такое позорище! Снейп дверьми расхлопался… Никакого порядка! Мерлин, что же это такое творится! Тебе с сахаром?

— Да, спасибо… В голове не укладывается. Петтигрю — предатель, Блэк — ангел с крыльями… Безумие какое-то!

— Как Блэк убежал?

— Дамблдор. Хроноворот Грейнджер. Видишь, как получилось, а ты была против…

— Конечно, против, девочка еле на ногах держится от переутомления! Не можешь ты без экспериментов!

— Зато они спасли Блэка… и гиппогрифа этого ужасного заодно. Хагрид счастлив, и то хорошо.

— Но как они могли упустить Петтигрю?

— Нелепейшее стечение обстоятельств…

— Полнолуние?.. Минерва, ты еще вроде молода для маразма…

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Я бы сейчас могла сказать, что предупреждала тебя…

— Странно, конечно, как Рем мог не почувствовать…

— Хочешь знать мое квалифицированное мнение — никак. Не мог он не почувствовать. Боюсь, Минерва, нас ждет много интересного…

— Транспортировка и сопровождение пострадавших. Здравствуйте, мэм…

— Эдвард?

— Простите?.. Мы разве знакомы?

— А… так, когда-то давно я была на стажировке в Мунго, вы там работали… Поппи Помфри.

— Очень приятно, очень приятно… Ну, где больной?

— Больная, — голос все-таки дрогнул. Странная, витиеватая до нелепости мысль пронеслась в голове: если он все же вспомнил ее, он подумает, что голос у нее дрожит от расстройства, что он притворился, будто не узнал… В любом случае, он так и останется в неведении, насколько ей наплевать. — Минерва МакГонагалл, полных лет семьдесят три, четыре Оглушающих прямо в грудь… Без сознания. Я здесь не справлюсь.

Вот так. Жизнь проходит… все проходит, но неужели сейчас, в этот самый момент, пока она насыпает кофе, такой огромный и такой теплый кусок ее жизни навсегда уйдет в прошлое? В далекий безнадежный плюсквамперфект, из которого нет возврата?

Она же не отводила глаз от турки, почему кофе все-таки убежал? Минерва, Минерва…

Вот уже год она вместе с разумной частью магического сообщества, с теми, кому несвойственно прятать голову под крыло, живет в постоянном напряжении. Как и положено во время войны. Но отчего-то кофе не убегает… Что значит ее маленькая частная жизнь на фоне жизней сотен и тысяч? Что значит маленькая частная жизнь Минервы МакГонагалл? Пусть это пошло, мелко, по-мещански… Ей больно сейчас. Не оттого, что могут погибнуть сотни и тысячи, а оттого, что может умереть ее подруга. Она достает чашку. Одну. Наливает кофе. Почему в турке осталось еще столько же? Протягивает руку к полке и касается второй чашки, оставшейся сиротливо стоять, высокой, узкой, из аристократически-тонкого фарфора.

— Минерва, пожалуйста…

— Упрямство у девчонки от Блэков… Я ей все сказала, как есть, — она за свое. Вся в мать, та меня семь лет с ума сводила, не свела, теперь дочка номера откалывает… И ты тоже хороша — любовь, Дамблдор…

— Прошу, не надо. Плесни мне огневиски… нет-нет, прямо в кофе… Хватит, спасибо.

— Нет, Молли и Артура я понимаю — им лишь бы все кругом плодились, а ты-то куда полезла, старая перечница?

— Поппи, ну ты же ее видела — она вся светится от счастья! Разве это плохо?

— Плохо? Нет, на данный момент — хорошо. Девочка получила, что хотела. Я тебе как медик могу сказать …

— Избавь меня от подробностей! Тебе бы все к физиологии свести!

— А ты, вся такая возвышенная, не понимаешь, что есть люди, с которыми не стоит всерьез связывать жизнь? Я тебе тридцать лет твержу, что с ним надо осторожнее! Ты можешь поручиться, что он в самом деле так хорош, как кажется? Я понимаю, что юная девочка запросто может в него влюбиться… Мне девчонку жалко, девчонка-то славная! Знаешь, она мне чем-то Сильвию в молодости напоминает…

— Так, может быть, у них получится то, что не получилось у Сильвии с Джоном?

— Ты все-таки поразительно глуха к тому, о чем не хочешь слышать! Вот объясни мне, что он делал у Грейбека? Кто может точно сказать? Почему Грейбек покалечил мальчика Уизли и не тронул Люпина?

— Потому что Люпин и так вервольф…

— Грейбек слепой? Или идиот? Он не видел, на чьей стороне Люпин сражается? Хорошо, допустим, он слепой идиот. Другой вопрос: я три года назад сказала и тебе и Дамблдору, что Люпин не мог забыть про трансформацию! Ладно, тогда вы мне рот заткнули, авторитетом подавили, «слово Дамблдора»… Но теперь, когда Снейп…

— Поппи, я тебя очень прошу…

— Прости, прости! Ну не надо… налить тебе еще?

— Да, будь другом…

— Выпей и успокойся… прости, я не хотела… Минерва… ну пожалуйста… не надо… Хочешь, я громче всех буду кричать «Горько!» на их свадьбе?

— Поппи, ты неисправима… Как хорошо, что ты у меня есть, старая ты зануда… А Нимфадора… Она все решила. Не нам судить.

— Не нам судить… Да и устала я уже всех предупреждать.