Гарри Поттер и демон власти

Глава первая. Надоедливая поклонница

В Бирючинном проезде было тихо. Необычайно, пугающе тихо.

— Что они, окончательно что ли с ума посходили?..  — пробормотала миссис Джонс, высовываясь в окошко и глядя через дорогу на благополучно разделявшую дома соседей лужайку и на противоположный дом. — Эти Дёсли меня в гроб вгонят, в конце концов… Целое лето крики и стоны, а тут вдруг замолчали, видите ли! Ох, не к добру это…

С этими словами миссис Джонс отошла от окна с намерением выпить свою обычную послеобеденную чашечку кофе и вдруг резко обернулась, снова прилипнув к стеклу. Через лужайку приседающей рысью неслась Петуния Дёсли. Это была худощавая, даже костлявого телосложения женщина с серо-розовым лицом и вечно выпученными глазами. Лицо ее, если и могло выражать что-нибудь благожелательное, в этот раз не сулило ничего хорошего, поэтому миссис Джонс, несмотря на свое крайнее любопытство, быстро отпрянула от окошка и понеслась в противоположную часть дома.

— Еще, не дай Бог, придется напоить ее кофе! — ужаснулась она про себя.

Но Петуния вовсе не жаждала выпить кофе. Она пронеслась мимо дома семьи Джонс, мимо дома семьи Вислоу, мимо… В общем, она миновала много домов, прежде чем остановилась и, «приседая на задние», сделала легкую передышку. Наконец, подбежав к слегка покосившемуся дому у самого парка, являвшегося основной достопримечательностью Литтл-Тауна, она взяла преспокойный темп и чинно вошла внутрь открытой веранды.

— Миссис Васс! — дрожащим голосом позвала она.

— Что там еще? — проворчал ей в ответ скрипучий старушечий голос.

— Миссис Васс, — замялась Петуния, — Вернон спит?

Миссис Васс никогда не нравилась Петунии, но делать было нечего — Вернон в последнее время стал крайне раздражительным, постоянно нервничает, а ведь он уже немолод. Для того чтобы ему провести пару деньков в мире и покое, подойдет даже дом миссис Васс. И Петуния, робея, ждала ответа, который последовал не сразу.

— Еще бы ему не спать! — выждав минутку, рявкнула миссис Васс и высунулась из окна. — Дрыхнет еще с полуденного чая! А что? Эта негодная девчонка уехала?

— Да! — радостно выдохнула Петуния и в изнеможении прислонилась к косяку. — Только сейчас, с Кингс-Кросс.

— Ну и замечательно! А то покою от нее нет! Хорошо, что она не додумалась бить горшки в моем доме! Ума не приложу только, как это ей удалось разбить такой большой горшок?..

Петуния сглотнула: не хватало еще объяснять, каким образом бесславно закончил свою трехлетнюю жизнь огромный горшок, в котором росла ее любимая герань. Но миссис Васс, видимо, именно это интересовало как раз меньше всего на свете.

— Можешь забрать своего мужа, Петуния, пока он окончательно не опустошил весь мой холодильник, — милостиво позволила старуха, всовываясь обратно в окно и захлопывая раму.

Петуния решила не упускать возможности избегнуть «приятной» беседы с миссис Васс и немедля разбудила мужа, сообщив ему, что «дикая девчонка уехала». Для дяди Вернона эта новость стала большим облегчением, и, надо сказать, долгожданным. Он быстро очнулся от остатков сна и вместе с женой поспешил домой, переваливаясь с боку на бок, как дородный медведь, проснувшийся после долгой спячки.

— Гарри, негодный мальчишка!! Быстро сюда!!! — едва войдя в дом, заорал во всю мочь дядя Вернон.

Этот крик раненого мамонта вырвал Гарри из послеобеденного сна. Впрочем, несправедливо говорить о сне «послеобеденный», потому что Гарри стараниями тети Петунии так и не выдалось сегодня пообедать. Он вздохнул и поплелся вниз по лестнице, чтобы в очередной раз выслушать, как это позорно иметь в своем доме проходимца, мнящего себя волшебником, и насколько это неприятно — провести все выходные на диване миссис Васс, у которой даже нет телевизора, а одни только вонючие кошки. Получив всю необходимую информацию о собственной ничтожности, Гарри опять поднялся наверх, к себе. Он лег на кровать, но сон улетучился вместе с воплями дяди Вернона. Гарри стал думать о том, что каждое лето, проведенное у Дёсли, кончается плохо (а иногда и очень плохо), но нынешнее вроде бы как-то и ничего…

— По крайней мере, никаких катастроф вроде надувания двоюродных теть или взрывов камина кажется, не намечается, — успокоительно пробормотал он себе под нос. — К тому же Мэгги уехала, значит, оставшиеся полмесяца до конца каникул должны пройти более-менее спокойно…

Мэгги заслуживала особого размышления Гарри, в силу того что отравляла ему жизнь целых полтора месяца. Так уж получилось, что Гарри вернулся из Хогвартса, школы Колдовства и Волшебства, где он учился уже четыре года, немного раньше Дадли, сына Дёсли. Дадли задержался в своей школе из-за полного провала летних экзаменов. Он, впрочем, задержался ненадолго, потому что дядя Вернон не замедлил съездить в школу для особо одаренных детей, где вот уже четыре года пытались сделать из Дадли хотя бы подобие человека, и убедить преподавателей с применением слов и неадекватных физических действий в том, что его сыну равных в уме и сообразительности просто не бывает. Дадли зачли все экзамены без пересдачи, лишь бы оба Дёсли поскорее убрались без рукоприкладства, и он вернулся домой с видом победителя, после чего тут же был заключен в теплые цепкие объятья тети Петунии и холодильника. Этим летом школьный медпункт, видимо, отчаявшись что-нибудь поправить, не предпринял никаких попыток намекнуть Дёсли, что их сын скоро будет превышать в диаметре размеры африканского взбесившегося слона, поэтому тетя Петуния решила не сажать Дадли на фруктовую диету. Это решение вызвало огромную радость и у дяди Вернона, потому что в прошлом году диетическим пыткам подвергалась вся семья, чтобы Дадли было не так обидно голодать.

Но Дадли удивил родителей и даже испугал их, проявив абсолютное равнодушие к холодильнику и еще исправной технике, которой была завалена его комната. Волнение Дёсли вполне можно было понять, поскольку раньше только эти две вещи составляли смысл жизни Дадли, не считая, впрочем, еще издевок над Гарри. Дадли совершенно «забросил себя», как констатировала тетя Петуния, целый день слонялся по дому, огрызался на мать и только через неделю после своего прибытия объявил такое, отчего у тети Петунии и без того выпученные глаза вылезли на лоб, а дядя Вернон впервые задумался о бренности всего сущего.

— Мама, папа, — заговорщическим и не допускающим возражений тоном пробасил Дадли, загнав родителей в гостиную, — послезавтра ко мне должна приехать моя близкая школьная подруга. Мы познакомились в прошлом году, и я решил, что пора ее пригласить погостить у нас. И еще… — Дадли замялся и запыхтел как паровоз, — кажется, я влюбился…

Гарри пришлось зажать рот обеими руками и спешно протиснулся бочком в коридор, иначе он непременно бы расхохотался. К его счастью, Дёсли были настолько поражены нежданной новостью, что совершенно не обратили на него внимания. В другое время Гарри вынужден был бы выдержать мощный напор воздуха (и не только воздуха), обычно появлявшегося изо рта дяди Вернона, когда Гарри совершал что-либо, не устраивающее дядю.

Однако, вдоволь нахохотавшись в своей комнате, Гарри неожиданно осознал всю безрадостность происходящего, вернее, того что неизбежно должно произойти. Он вдруг понял, что если Дадли и мог в кого-то влюбиться, так уж точно не в хрупкую, стройную, добрую, умную (и так далее!) девочку.

— Наоборот! Надо ждать вторую тетю Мардж! — в отчаянии метался Гарри по комнате.

Дадли, его родители и его возлюбленная показались Гарри настолько невообразимо страшным тандемом, что он обессилено опустился на кровать и… сел мимо нее на пол. Пребольно стукнувшись макушкой об угол своего сундука, он решил все-таки не впадать раньше необходимости в панику и, по возможности, верить в лучшее.

Увы, с наступлением «послезавтра», Гарри понял, что все его надежды рассыпались в прах и настало время взглянуть в лицо суровой реальности. Реальность выступала в виде слегка утонченной бочки, с клобуком волос на голове и глазами навыкате, почти как у тети Петунии. Недаром же дядя Вернон, знакомясь с подругой сына, пробормотал, что ее лицо ему чем-то знакомо! Мэгги появилась в доме Дёсли с тем, чтобы с первого же дня перевернуть этот их дом вверх дном.

Гарри перевернулся на бок, закутался одеялом, и с ужасом припомнил портрет Мэгги поподробнее. С первого взгляда она могла бы показаться перевоплощением Дадли в девочку. Те же невероятные размеры в диаметре, то же пухлое лицо (за исключением выпученных глаз — у Дадли они были маленькими и прятались под нависавшим нешироким лбом), те же курчавые светлые волосы, абсолютно такой же длины, как и у Дадли, словом, то же невероятное существо. А между тем Гарри был уверен, что аналога Дадли в мире не существует. Несмотря на то что Крабб и Гойл также впечатляли формами и тугоумием, Гарри все же благоволил больше к ним, нежели к двоюродному брату. И все же, аналог предстал перед ним воочию, и отрицать его существование было так же невозможно, как, будучи колдуном, верить в то, что волшебства не существует.

Собственно, в магии-то и заключалась вся беда. Дядя Вернон и не подозревал, какое несчастие он впустил в дом ясным июльским утром. Дело в том, что Дёсли были типичными магглами, причем настолько типичными, что, получив неоднократные подтверждения реального существования магии, упорно отказывались верить в ее существование. Это, впрочем, не мешало им бояться любого неестественного (да и естественного тоже!) движения Гарри, когда он находился в непосредственной к ним близости, и ненавидеть, почитая за сумасшедших, всех, кто хоть как-то принадлежал к кругу магов и волшебников или рискнул объявить волшебство вполне реальной вещью.

Дёсли испытывали невообразимые муки, оттого что в их доме находился один из таких сдвинутых, потомственный колдун, да еще и ученик Хогвартса, школы Колдовства и Волшебства. Дядя Вернон отдал немало сил и здоровья, чтобы распространить по соседям слух, будто бы Гарри учится в Центре Святого Брутуса для Неисправимых Хулиганов, и почивал на лаврах этого вранья ровно три четверти года, пока племянник находился в Хогвартсе. С приездом же Гарри на летние каникулы дядю Вернона вновь одолевали заботы, связанные с тем, чтобы всячески скрывать «ненормальность» своего племянника от друзей, знакомых и соседей. В особенности, от соседей. В связи с этим Гарри не разрешалось гулять, звонить по телефону, подстригать лужайку перед домом и — уж боже упаси! — приглашать кого-либо из своих знакомых в гости. Легко представить себе, какой ужас пережил дядя Вернон, когда в позапрошлом году Гарри не сдержался и, в буквальном смысле, надул его сестру, тетю Мардж. Разумеется, на место сейчас же прибыл отряд Отдела исправления неудачного волшебства, который заодно наложил заклятие забвения на всю семью Дёсли. Но до этого дядя Вернон, вероятно, успел прокрутить в уме сотни вариантов завтрашнего диалога с соседями по поводу истошных воплей, доносившихся из дома Дёсли непрерывно, даже после того, как Мардж сдули обратно. Итак, больше всего Дёсли боялись, как бы тайна «сдвинутости» Гарри в один прекрасный день не перестала быть тайной и не бросила бы тень на репутацию добропорядочной британской семьи.

Ужас, пережитый дядей Верноном уже упомянутым ясным июльским утром, вряд ли был менее сильным, по сравнению с шоком, связанным с надуванием сестры, а может, еще и более сильным. Торжественная встреча была назначена на двенадцать часов дня. Тетя Петуния надела вечернее платье, дядя Вернон и Дадли со скрипом втиснулись в лучшие костюмы: никакой магазин Лондона еще не располагал костюмами, которые идеально бы обтянули китообразные фигуры Вернона старшего и Вернона младшего. Гарри выдали очередную заношенную до дыр рубашку Дадли, велели подождать, пока его не позовут, и строго запретили высовываться раньше времени под страхом лишения завтраков, обедов и ужинов на целую неделю. Гарри, надо сказать, такая угроза не испугала, потому что, памятуя о голодовке, устроенной ему прошлым летом, он еще в Хогвартс-Экспрессе попросил своих друзей, Рона и Эрмиону, помогать, по мере возможностей, с едой. Результат не заставил себя долго ждать. На следующий же день он получил посылку от Рона, в которой был представлен широкий ассортимент изделий домашней кухни миссис Висли, а еще через день прилетела посылка от Эрмионы, содержавшая не меньше вкусной и долгохранимой еды. Гарри, как и раньше, затолкал съестное за сломанную половицу под кроватью, после чего, откачав уже окончательно отлетавшегося Эрола, семейного филина Висли, послал обоим друзьям благодарные записки с подробным описанием того, что он съест на завтрак, что — на обед, а что — на ужин, и указал приблизительные сроки окончания съестных припасов.

Так что на угрозу дяди Вернона он только внутренне усмехнулся, но все же решил, что чем дольше он не увидит подругу Дадли, а она — его, тем лучше ему самому будет. Вот почему он встретил истошный вопль дверного звонка в коридоре более-менее спокойно.

— Хоть не придется раскланиваться перед этой девчонкой под пристальными взглядами Дурслеев… — пробормотал он, поглаживая только что вернувшуюся с ночной охоты Хедвигу.

Сова подмигнула мальчику и, ласково ущипнув его за палец, сунула голову под крыло, словно предчувствуя грядущие события. Они не заставили себя долго ждать. Примерно через пять минут после того, как внизу прозвучала сирена домового звонка, раздраженный и басовитый девчоночий голос начал что-то возмущенно выкрикивать.

— Видимо, приветствие затянулось… — подумал Гарри и тут же с удивлением и затаенным беспокойством вскочил со стула.

Из холла отчетливо донесся почти истеричный крик:

— ДАДЛИ! ТЫ, РАСФУФЫРЕННЫЙ НЕДОУМОК! ГДЕ ГАРРИ ПОТТЕР? ДУМАЕШЬ, Я ПРОЕХАЛА ПОЧТИ ВСЮ АНГЛИЮ ТОЛЬКО РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОВЕСТИ ЕЩЕ ОДИН МЕСЯЦ С ТОБОЙ?!

— Что ж! — может, хоть раз в жизни Дадли поймет, на что он нарывается!.. — подумал Гарри с веселой, но все же беспокойной улыбкой. И не без основания беспокойной.

В это время лестница, ведущая на второй этаж, задрожала, и Гарри отчетливо различил тяжелые раздраженные шаги дяди Вернона. В дверь просунулся картофелеобразный нос и увесисто чихнул, как бы очищая вокруг себя атмосферу. Через секунду появился и сам дядя с таким выражением лица, глядя на которое Гарри невольно поежился, — настолько воинственно выглядел отец Дадли.

— Дуй вниз! — рявкнул дядя, отфутболивая случайно попавшийся ему на дороге сверток пергамента. — Да смотри у меня — без фокусов, без всяких там волшебных палочек, волшебников и все такое! Ты помнишь? — НИ СЛОВА В МОЕМ ДОМЕ О ТВОЕЙ НЕНОРМАЛЬНОСТИ! А спросит, где учишься, ты помнишь… Ну-ка, повтори!

— В Центре Святого Брутуса для Неисправимых Хулиганов… — протянул Гарри, все еще продолжая коситься на кулаки дяди Вернона, непроизвольно сжимавшиеся и разжимавшиеся, что означало, как минимум, приближение процесса позеленения от злости.

Видимо, дядя был одновременно взбешен и обескуражен. Взбешен, разумеется, тем, что Дадли каким-то образом проболтался своей «возлюбленной» о «ненормальности» Гарри и невозможностью упрятать Гарри в буфет под лестницей на все время пребывания у них Мэгги. А обескуражен, скорее всего, тем живейшим интересом, который девчонка проявила к такому ничтожеству, каким дядя Вернон считал Гарри, и даже не удосужилась поздороваться как следует с бедным Дадли.

— Верно! Вот именно! В школе для неисправимых малолетних преступников! — хрюкнул дядя Вернон, стратегически мудро обогнув Гарри, и дал мальчику увесистый подзатыльник, в результате чего тот полетел прямо по направлению к двери.

Гарри спустился вниз, отчетливо слыша сзади себя тяжелое сопение дяди, и чуть не споткнулся о последнюю ступеньку: вид Мэгги, как уже говорилось, впечатлял, причем, с первого взгляда — почти насмерть. Но то, что случилось следом за появлением Гарри, было еще феноменальнее. Увидев мальчика, Мэгги завизжала, причем неясно было, почему именно, и бросилась на Гарри примерно так же, как динозавр бросается на добычу.

— Гарри Поттер! Гарри Поттер! Вот ты какой, оказывается! — она сгребла Гарри в охапку, оторвала от земли и стиснула в объятьях так, что у того затрещали кости. — Хороший Гарри! За-ме-чательный Гарри! А ты, правда, — волшебник? А ты научишь меня колдовать? Научишь? Ну, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА!!!

Отказать таким мольбам значило, как минимум, — добровольно обречь себя на страшную смерть, и Гарри, внутренне ужасаясь, это прекрасно понимал. Несмотря на то что ему было совсем нечем дышать и кости близко терлись одна о другую в смертельной хватке Мэгги, он вовсе не желал освобождаться из ее объятий. Как ни сильно было его удивление от только что услышанного, оно не смогло затмить ужаса от возможности встретиться сейчас с дядей Верноном. Последствия такой встречи можно было смело приравнять к схватке с горным троллем и гигантским василиском вместе взятыми, поэтому Гарри, вначале всеми силами души и тела пытавшийся освободиться от мертвой хватки Дадлиной подруги, вдруг размяк и дал окончательно спрессовать себя в области грудной клетки.

Однако «дружеское объятие» в конце концов все же закончилось, и Гарри снова встал ногами на твердую землю. Ну… не такую уж твердую, поскольку сзади него уже стоял дядя Вернон. Гарри кинул взгляд на его посоловевшее и позеленевшее, то ли от злости, то ли от ужаса лицо, перевел глаза на тетю Петунию, потянувшуюся в тщетной попытке догнать свои глаза на пути вверх, к лампе, висящей над ней, и ясно понял только одно: запасы пищи у него истощатся гораздо раньше, чем он писал друзьям, поскольку недельная голодовка — это вам не шутки.

— Дорогая Мэгги, — елейным тоном, сильно не подходившим к его багровому лицу, протянул дядя Вернон, — нам с Гарри… — он зыркнул на Дадли, отчего тот как-то стал в два раза меньше, и прибавил. — И Дадли. В общем… нам надо поговорить… Ну, знаешь, как мужчина с мужчинами…

— Понятно, — бескомпромиссно оборвала его Мэгги, — бить их будете? Что ж! Бейте — я не против.

С этими словами она подхватила тетю Петунию под дрожащий локоток и семимильными шагами прошествовала в гостиную. А мальчики остались с дядей Верноном.

Гарри еще раз поглядел на Дадли, опасаясь смотреть на дядю, и снова поразился степени похудания двоюродного брата. Дадли все еще стоял с открытым ртом и чрезвычайно глупым выражением лица, снизошедшим на него в тот момент, когда Гарри оказался в объятиях Мэгги. Нельзя было назвать вид двоюродного братца испуганным или виноватым, просто Дадли еще в добавок как-то перекособочило, и он казался меньше, чем обычно. Дядя Вернон побуравил глазами сына, а затем перевел их на Гарри:

— С тобой позже поговорю… — как-то сдавлено булькнул он, и вдруг заревел. — ИДИ К СЕБЕ!!!

Гарри не надо было долго упрашивать, и он, не медля, рванул вверх по лестнице. Снизу неслись приглушенные и, как всегда, притворные всхлипывания Дадли, перемежаемые медвежьим ревом дяди Вернона.

— Странно, — подумал Гарри, — сколько себя помню, Дёсли никогда не кричали на Дадли… И это все — из-за меня?..

На мгновение ему даже стало лестно, что Дадли в кои-то веки получит по заслугам именно из-за его, Гарриной, скромной персоны, но тут же вспомнил, что его разбирательство с дядей Верноном еще впереди, и что Дадли всяко достанется меньше, чем ему. Настроение у мальчика стремительно упало и сломало себе, как минимум, пару ребер.

Гарри провел в своей комнате безвыходно весь день, а вечером дядя Вернон все-таки нагрянул к нему. Мальчик узнал очень много нового о себе и своей дальнейшей судьбе: он оказался неблагодарным и злопакостным мальчишкой, вечно плетущим вокруг заговоры и непрерывно угрожающим Деслям причинить кому-нибудь из них вред; впереди его неминуемо ждала каторга с пожизненным заключением, цепь неудач в личной жизни и, под конец, жестокая и глупая смерть.

— Надо взять на заметку для будущего составления индивидуального гороскопа профессору Трелони, — мысленно отметил про себя Гарри, стараясь отклониться как можно дальше от вопящего дяди Вернона и хоть частично спасти барабанные перепонки.

Наконец, после получасового ораторства, дядя Вернон выдохся и резюмировал:

— Мэгги, похоже, в тебе души не чает. Лично я и Петуния сделаем все, чтобы оградить бедную девочку от общения с таким негодяем, как ты, но, если где-то мы допустим ошибку, твоя задача развлекать ее. И не смей — слышишь?! — не смей даже и помышлять о том, чтобы рассказывать ей об этом своем Хог… ну, ты меня понял! Не вздумай учить ее своим заклинаниям, или как там это!

— Да я и… — начал было оправдываться Гарри, но дядя Вернон был уже вне себя от ярости.

— МОЛЧАТЬ!! Еще раз повторяю: ни-ка-ко-го вол-шеб-ства! НИ-КА-КО-ГО!.. Да! — пробулькал он уже из-за захлопнутой с треском двери. — Есть не будешь НЕ-ДЕ-ЛЮ!

За дверью раздался победный хмык и громкое чапанье тапочек дяди Вернона вниз по лестнице. Тяжело скрипнула ступенька. Гарри вздохнул и плюхнулся на кровать, думая о том, что ни одно лето не обходится без подобного рода угроз. Он вспомнил Сириуса, то, как крестный отец готовился забрать его к себе, как только будет оправдан, и в сердцах выругал Питера Петтигрю. Тут же ему вспомнилось, что Волдеморт восстал из небытия благодаря тому же Питеру, и его сердце мучительно сжалось от беспокойства за Сириуса, Люпина, мистера Висли и других людей, заменивших ему семью, отнятую Темным Лордом. Гарри перевернулся на другой бок и уснул, не обращая внимания на крики дяди Вернона, обращенные, видимо, к тете Петунии…

С того самого дня, как Гарри было объявлено о недельной голодовке, в семье Дёсли начало происходить то, что они при всем желании не могли бы раньше себе вообразить даже и в самом страшном кошмаре. Мэгги, как оказалось, вовсе не отвечала взаимностью Дадли. Гарри с ужасом начинал понимать, что именно он, а не двоюродный брат является объектом вожделения этой ужасной девицы. Мэгги рвалась к нему всеми силами души и тела, и даже дядя Вернон вкупе с тетей Петунией не могли ее остановить. Девчонка решила непременно научиться колдовать и наносила феноменальный урон спокойствию Дёслиевского дома, а заодно и всему Бирючинному проезду: когда ее не пускали поговорить с Гарри, стараясь отвлечь на что-то другое, Мэгги, несмотря на свои четырнадцать лет, рыдала в голос, кричала, топала ногами и пинала все, что только попадалось ей на пути. Дадли, как отмечал себе Гарри, с каждым днем становился все зеленее и зеленее, и под конец июля его лицо приобрело какой-то серо-зеленый оттенок, совсем как зубы у тихомолов.

В конце концов, Гарри даже начал надеяться, что Дадли, разочаровавшись в своей возлюбленной, восстанет и изгонит ее прочь из дому, но этого почему-то не происходило. Между тем дядя Вернон, будучи не в силах изливать свой гнев от причиняемых Мэгги неудобств на Дадли и на саму Мэгги, потому что она нравилась Дадли, обратил все свое мамонтовское раздражение на ни в чем не повинного Гарри. Мальчику уже начинало казаться, что, если бы пришлось выбирать между месяцем, проведенным в одной комнате с профессором Снэйпом, и тем же месяцем, но в одном доме с разъяренным дядей Верноном, он наверняка выбрал бы Снэйпа.

С Дадли же вообще начало происходить нечто странное: он вдруг сделался чрезвычайно ласковым с Гарри. Правда, эта ласка была абсолютно идентична «ласке» Мэгги. Гарри в итоге начал думать, что Дадли раскусил, насколько неприятно ему обожание Мэгги, и просто черпает удовольствие от помощи ей в доставлении Гарри как можно большего числа неприятностей.

…И действительно, с активным участием Дадли, Гарри гораздо чаще стал подвергаться нападкам дяди Вернона. Двоюродный же братец купался в лучах счастья, наблюдая Гаррины муки, и умудрился снискать немного Мэггиной милости за «любовь и заботу о Гарри Поттере». Кроме этого Мэгги с Дадлиной помощью, разумеется, все-таки удалось прокрасться в комнату Гари и обнаружить там волшебную палочку, необдуманно оставленную им на столе. Мэгги также не забыла в тот визит «приласкать» Хедвигу, после чего сова долго еще не могла расправить перья, выглядевшие так, словно по ним проехался автобус, и дулась на хозяина за то, что тот не пришел на помощь в трудную минуту.

С помощью Гарриной волшебной палочки Мэгги немедля совершила много полезных дел. Поскольку она совершенно не имела представления о том, как ей пользоваться, то просто начала размахивать кусочком дерева и выкрикивать различные слова, которые (как ей казалось) походили на заклинания. Гарри, возвращавшийся после ежедневной прополки клумб с заднего двора, на секунду лишился речи и способности двигаться, когда увидел на лужайке перед домом размахивающую волшебной палочкой Мэгги и ехидно усмехающегося издалека Дадли.

— Мирус, паимрус, персифус, экценсус, гадинус, лабораторус, воринус!! — орала Мэгги, в каком-то лирическом экстазе тыкая палочкой направо и налево. — Ваис, ганса, арпеникус, аппендикс аутус!

— Надо что-то делать, надо что-то делать! Надо… — судорожно соображал Гарри.

В этот момент случилось нечто, не входившее даже в Дадлины планы, — среди бессвязной путаницы Мэггиных движений нашлось-таки одно рациональное: она направила палочку на Дадли.

— Вифакум синеус, абблайто, нарсимус! — выкрикнула, задыхаясь от вдохновения, девица.

Увидев, что палочка нацелена прямо на него, незадачливый шутник Дадли пригнулся, обнаружив мгновенно оголившуюся слоновью спину: свитер, и без того плохо охватывавший парня, не выдержал такого издевательства над своими размерами и с треском расползся. Обескураженный Дадли в панике отпрянул назад к террасе и… выпрямился. Огромный висячий цветочный горшок его голова продырявила так же легко, как нож протыкает масло, после чего герань тети Петунии, картинно взмахнув корнями, приземлилась прямо на голову парню, закрыв ему обзор пространства.

— Экспеллиармус… — тихо простонал Гарри, совершенно забыв, что у него нет палочки.

Заклинание, естественно, не подействовало.

— Экспеллиармус!! — на этот раз мальчик уже заорал, опомнившись от первосекундного шока, и, как ни странно, — но это пришло ему в голову гораздо позже — палочка покинула руки Мэгги.

— Хорошо хоть не додумалась проорать что-нибудь вроде «авада кедавра»!.. — с облегчением подумал Гарри, поймав палочку. — Вдруг получилось бы… — от одной мысли мальчика передернуло.

Дадли тем временем, вереща от ужаса, бегал по лужайке и вопил:

— Я ничего не вижу!! Я ничего не вижу!! Мня… У меня… Она меня заколдовала! Гарри! О, пожалуйста, Гарри! Спаси меня, СПАСИ-И-И!!!

Спокойной и уверенной в себе оставалась только Мэгги. Она ничуть не удивилась тому, что палочка покинула ее, и радостно хлопала в ладоши:

— Как здорово! А теперь, — дай я! Слышишь — дай, я у тебя палку выбью! Давай ее сюда!! Ты глухой, что ли?!

Но Гарри ее не слушал. Он быстро спрятал палочку от греха подальше и побежал к Дадли, чтобы «вернуть зрение». Когда он сдернул герань с пшеничных волос двоюродного братца, тот бросился ему на шею, отчего у Гарри ноги подкосились…

— Гарри! Спасибо тебе, Гарри! Я никогда-никогда не забуду, что ты для меня сделал! Я… я тебе свой старый телевизор подарю!.. И видеокамеру! Она работает!… — вопил Дадли, вися на Гарриной шее и пригибая мальчика своим стосорокакиллограммовым весом к земле. Гарри кое-как освободился из признательных объятий Дадли, развернулся и… встретил объятия Мэгги.

— Гарри, Гарриечка! — пробасила девица. — Ну давай ты меня поучишь, как палку отбирать, ну дава-ай! — прогнусавила она.

— Мэгги… Мэгги, подожди… отпусти… Да отпусти же! — Гарри с трудом снял с себя Мэгги и краем глаза ухватил бледно-зеленую физиономию Дадли с отвешенной челюстью. Еще немного такого благоговения со стороны Мэгги, и он, пожалуй, тайком от дяди Вернона начнет бегать ко мне и клянчить уроки магии! — подумал Гарри.

— Гарри, ну, Гарри!.. — продолжала извиваться Мэгги.

— Мэгги, пойми ты, что тебе нельзя… хочешь научиться магии — иди в шк… кх… умн… — Гарри едва язык не проглотил, поняв, как забылся: муглам в колдовской школе делать нечего. — Словом, Мэгги, тебе нельзя… Ты же убить кого-нибудь сейчас могла! И у меня из-за тебя будут страшные неприятности… — пробормотал Гарри, вдруг осознав, что у него на столе уже наверняка лежит письмо Министерства Магии, из Управления по неуместному употреблению магии.

— Как так? — Мэгги сначала не поняла всей глубины оскорбления. — Тебе можно, а мне нельзя?.. Ты что, особенный какой-то?! — до нее постепенно начинал доходить смысл сказанного, но, естественно, только в доступных ей пределах. — Я — что? — хуже тебя, что ли?!

Гарри понял, что Мэгги сейчас устроит ему один из тех полновесных скандалов, которые уже не один раз приходилось выдерживать дяде Вернону, когда он не пускал Мэгги к Гарри, и всему Бирючинному проезду как пассивному слушателю. Мальчик внутренне съежился и приготовился оказать попытку сопротивления, но этому не дано было осуществиться: от дома к ним уже спешил, спотыкаясь об осколки гераниевого горшка, дядя Вернон…

Через час после произошедшего Гарри был заперт в комнате и снова лишен еды на целую неделю.

— Удивительно! — думал он. — Дёсли, кажется, всерьез решили уморить меня голодом. Я решительно обременяю друзей, но делать нечего — не помирать же в Дёслиевском доме, да еще и от голода, после того как чудом удалось столько раз избежать куда более страшной смерти!

Тут только Гарри заметил то, чего так опасался, отбирая палочку у Мэгги. На подоконнике сидела огромная серая сова, держащая в лапах письмо и еще какой-то лист. Гарри подошел к окну, взял из лап совы бумаги и понял, что это за лист. Он поставил на нем подпись под словами «получил» и отдал птице. Та ухнула и вылетела в окно, а Гарри распечатал письмо и, со вздохом, опустился на кровать.

Уважаемый м-р Поттер!
Мы получили донесение, что по месту Вашего жительства в двадцать семь минут второго сегодня днем имело место наложение Обезоруживающей Чары.
Как Вам известно, несовершеннолетним колдунам, ученикам школы Колдовства и Волшебства Хогвартс, запрещается использование заклинаний любого свойства вне стен учебного заведения, и любая деятельность подобного рода с Вашей стороны после вынесения первого предупреждения может привести к исключению из вышеупомянутого учебного заведения (Постановление «О разумном ограничении деятельности волшебников с незаконченным колдовским образованием», 1875 г., параграфы С 1 и С 2).
Мы также обязаны еще раз напомнить, что любая колдовская деятельность, могущая повлечь за собой опасность обнаружения членами немагического сообщества (магглами), является серьезным нарушением раздела 13 Статуса Секретности Всемирной Конфедерации Чародеев.
В связи с исчерпанием лимита предупреждений вопрос о Вашем отчислении будет оставлен на усмотрение директора школы Хогвартс, проф. А. Дамблдора, в связи с чем советуем немедленно послать ему подробный отчет об обстоятельствах нелегального применения магии в мугловом мире.
Желаем приятно провести каникулы!
Искренне Ваша,
Мафальда Хопкирк,
Управление по неуместному употреблению магии,
Министерство магии.

Гарри еще раз вздохнул, отложил бумагу и принялся писать письмо Дамблдору в традиционных выражениях вроде «я не виноват», «это всё они…» и тому подобное. Затем скомкал пергамент и бросил его под стол.

— Нет, так не пойдет, — проговорил он вслух, как бы пытаясь себя же в этом убедить. — Виноват — надо отвечать.

Он еще раз подумал, достал новый пергамент и написал:

Уважаемый профессор Дамблдор,
Я только что получил уведомление из Министерства Магии о том, что вопрос о моем отчислении из Хогвартса за нелегальное применение магии среди магглов оставляется на Ваше усмотрение. Мне также посоветовали послать Вам полный отчет о событиях, в результате которых я поступил незаконно.
Обстоятельства очень просты: одна из магглянок без моего ведома завладела волшебной палочкой и мне пришлось применить Обезоруживающее Заклятие, чтобы никто случайно не пострадал.
Я полностью сознаю свою вину за небрежное хранение волшебной палочки и готов понести заслуженное наказание.
Искренне Ваш,
Гарри Поттер, ученик Хогвартса.

Гарри запечатал конверт и разбудил Хедвигу, мирно посапывавшую в углу клетки. Сова недовольно поежилась, но по угрюмому выражению лица Гарри быстро поняла, что сейчас не время выпендриваться. Мальчик привязал к лапке конверт и погладил сову.

— Только обернись поскорее, — сказал он Хедвиге, — мне нужен ответ Дамблдора: от него ведь зависит, буду я учиться в Хогвартсе или нет.

Сова успокаивающе покосилась на Гарри и вылетела в окно.

Следующие несколько дней Гарри, как и предполагал, провел взаперти, в полной изоляции от мира, Дёсли и Мэгги. Впрочем, отсутствие последних двух его радовало. И все же сидеть в четырех стенах, наконец, стало невыносимо. Гарри как раз собирался решительно постучать в дверь и потребовать, чтобы его выпустили, так как чудесный пирог с мясом и грибами миссис Висли подходил к концу, но неожиданно в комнату ракетой влетело нечто и, протаранив воздух и две Гарриных рубашки, плюхнулось на пол.

— Эрол! — в восторге закричал Гарри, поднимая скопытившегося филина.

Мальчик отмотал увесистый сверток от лап птицы и положил ее в клетку Хедвиги.

— Пусть придет в себя, — решил он.

В свертке оказалась очередная порция продуктов и письмо от Рона.

Гарри!
Папа сказал, что у тебя опять проблемы с Министерством Магии и ты, кажется, пойдешь на отчисление. Правда, потом он получил новые сведения и успокоил меня тем, что вопрос об отчислении решает Дамблдор, а это значит, что ты ни за что не вылетишь. Все же, я думаю, у тебя были причины применить магию, потому что… ну, ты вряд ли нарушил бы закон без необходимости, правда? Если сможешь, напиши, в чем дело, если нет — еще увидимся, расскажешь.
Эрмиона прислала мне письмо. В этом году она отдыхает в Германии и, разумеется, в восторге от тамошних библиотек. Она и тебе собиралась написать, так что жди письма не сегодня-завтра. Я не решился написать ей о твоих проблемах с Министерством. Ну, ты же знаешь, как она любит нравоучения! Ну и вот. Я и подумал, что тебе только их и не хватало, правда?
Папа говорит, мы бы обязательно забрали тебя к нам, если бы Дамблдор разрешил, но он по-прежнему считает, что тебе безопаснее у магглов. И все же я уверен, что ты еще успеешь побывать у нас до Хогвартса, так что держись там и не позволяй магглам третировать себя.
Ну вот, присылай сову. Кстати, мама, кажется, собирается отправить Эрола на покой и купить нового филина. Это очень хорошо, потому что Эрол уже совсем выдохся. Он же у нас еще какой ветеран… Я очень боюсь, что уже это письмо может не дойти по назначению… Так что дай ему отдышаться денек-другой и посылай ответ. Я бы с удовольствием послал Свина, но он мал еще — сверток не поднимет (мама положила пироги и другую вкуснятину). А жаль — хотел бы получить от тебя ответ поскорее. Ну, ладно, еще напишу.
Пока. Рон.

Гарри с завистью подумал о Эрмионе, которая могла съездить на лето в Германию, а не сидеть запертой в четырех стенах, и переложил еду под половицу. Потом он, вздохнув, устроился за письменным столом и наскоро описал Рону происходившие в последние две недели события, определив отношения Дадли и Мэгги как «несчастную любовь», а саму Мэгги как «ночной кошмар». Мальчик запечатал конверт и запихнул его вслед за пирогами миссис Висли: не приведи Господь, Мэгги еще раз явится в комнату и решит просмотреть его корреспонденцию. Именно последняя мысль побудила Гарри присоединить к прочим «подполовичным» вещам еще и волшебную палочку.

— Не следовало бы так далеко ее убирать, но делать нечего… — пробормотал он. — Да и что со мной здесь может случиться? Волдеморт ведь не сунется в такой густонаселенный маггловский район!

«А вдруг — сунется?» — тревожно проскользнуло в голове мальчика, но он усилием воли отогнал от себя эту мысль.

Через два дня его наконец выпустили из комнаты. Мэгги дулась на всех и каждого и заявила нарочито громко, когда Гарри входил в комнату, что в понедельник за ней приедут. При этом все, даже Дадли, вздохнули с облегчением. Гарри поплелся к столу и только за завтраком заметил, что дядя Вернон и Дадли не разговаривают. Видимо, избранница сына вконец вымотала нервы дяде Вернону, и он расстался с мыслью стерпеть выходку Дадли с волшебной палочкой. Вид у Дадли был такой, будто ему впервые в жизни дали подзатыльник. И тем не менее, несмотря на обидчивые взгляды, сквозившие то со стороны Дадли, то со стороны дяди Вернона, завтрак прошел спокойно. И обед, и ужин, и весь следующий день. Гарри пришел к выводу, что это необычно тихое поведение Мэгги так благотворно сказывается на озверевших и охрипших Дурслеях. Еще бы! Больше месяца в доме не смолкал громоподобный крик разъяренного дяди Вернона. В этом июле он так наборолся против всяческих «необычных» вещей и слов, что под конец, кажется, притих и набирался сил для новой бури.

— Ну, она произойдет не раньше, чем я уеду в Хогвартс, даже если Дамблдор не разрешит мне погостить немного у Висли, — решил Гарри для себя.

В день отъезда Мэгги все в доме вели себя необычно тихо, что объяснялось еще и отсутствием дяди Вернона, решившего провести выходные у миссис Васс, дабы вообще не видеть ни Гарри, ни Мэгги.

— Это восстановит мои силы, — булькнул он за столом тете Петунии.

Как показало возвращение дяди Вернона, явленное после того, как тетя Петуния лично проводила Мэгги с ее отцом на Кингс-Кросс и удостоверилась, что девчонка села на поезд, дом миссис Васс являлся потенциальным источником энергии для любого страждущего агрессивного маггла. Дядя Вернон, наорав по возвращении на Гарри, получил финальное и полное удовлетворение от восстановления собственного могущества в доме. Он, разумеется, не замедлил вслед за этим наполовину опустошить холодильник, ссылаясь на то, что миссис Васс питается «одними свиными ножками». Дадли, обласканный счастливым отцом и вполне разделявший семейную радость по поводу избавления от его же собственной возлюбленной, присоединился к отцу и вскоре холодильник стал пуст…

Гарри еще раз перевернулся на кровати и тихо охнул, снова перебрав в уме все произошедшее с ним в этот месяц. Венгерский дракон и спуск к русалкам на дно Хогвартского озера были намного более легкими испытаниями! Вдруг Гарри уловил за окном слабый клекот… Неужели пришло долгожданное письмо от Дамблдора? Мальчик поспешно открыл окно, после чего Хедвига легко опустилась на подоконник и игриво пощипала Гарри за рукав огромного старого свитера дяди Вернона, пока мальчик отвязывал письмо. Затем сова перелетела в свободную клетку — Эрола с письмом Гарри отправил два дня назад — и устроилась на отдых. Письмо Дамблдора было очень добродушным и успокоительным.

Дорогой Гарри!
Я получил твое письмо через день после уведомления Министерства Магии о нарушении тобой Постановления «О разумном ограничении деятельности волшебников с незаконченным колдовским образованием». Прости, что так задержался с ответом, но у меня сейчас очень много дел: мы принимаем все возможные меры, чтобы дать везде своевременный отпор Волдеморту…

На этом месте Гарри остановился и перевел дух. Он и сам никогда не боялся произносить имя Темного лорда вслух, как боялись многие, но в том, с какой непринужденностью делал это Дамблдор, чувствовалось не просто отсутствие боязни, а потрясающая сила, мощь, которая вполне сознавала, что о нее разобьется любая черная магия, насколько бы изощренной и могущественной она ни была. Дамблдор не был настолько могуч, чтобы одним ударом сокрушить Волдеморта, но он был убежден, что, в случае необходимости, сможет это сделать, — вот что придавало его словам потрясающий ореол могущества, и Гарри был твердо уверен, что, пока на стороне добрых магов Дамблдор, Волдеморту нечего делать в мире. И многие разделяли убежденность Гарри.

…пришлось задержать Хедвигу, но она прекрасно отдохнула в совятне.
Мы с министром магии Фаджем сейчас не ладим, но в одном вопросе пришли к единому мнению: твое поведение, связанное с нарушением Декрета «О разумных ограничениях колдовства», оправдано, так как в случае твоего невмешательства кто-нибудь из магглов мог бы пострадать. Да и, в конце концов, все эти декреты только мешают нормальному воспитанию колдунов и ведьм!

Гарри еще раз оторвался от письма, не в силах сдержать широкой улыбки. Помимо своего бесстрашия и необычайной колдовской силы Дамблдор славился еще и тем, что «шариков у него в голове не хватает», — вот как любили про него говорить. Но Гарри-то знал, что шарики шариками, а Дамблдор первым одобрит любой декрет об ограничении колдовства, если он будет действительно необходим.

Что же до пренебрежения безопасностью хранения палочки — впредь это послужит тебе уроком, хотя, твой вины в случившемся нет.
Сообщаю, что пока не могу разрешить семье Висли пригласить тебя на остаток каникул, так как нестабильность в колдовском мире в данный момент весьма серьезная. Однако могу с полной уверенностью сказать тебе, что последнюю неделю каникул ты обязательно проведешь у Висли, если пожелаешь, и я лично об этом позабочусь.
Кроме этого…

И тут в письме зазвучали несколько тревожные нотки.

…я хочу также сообщить тебе, что в случае попадания в необычные ситуации или в случае, если ты заметишь что-то подозрительное (именно — даже мелкое подозрение!), если что-нибудь или кто-нибудь будет угрожать твоей жизни или жизни магглов и колдунов, ты можешь колдовать. Министерство Магии не возражает, так как вполне возможно (и ты это знаешь), что Волдеморт все еще желает именно твоей смерти (а так оно, скорее всего, и есть). Отныне уведомления о нарушении закона тебе приходить не будут. Только всегда помни: если что-то тебе дается, используй это разумно. Удачи и до встречи в Хогвартсе.
Твой друг, Албус Дамблдор.

— Вот и отлично, — воскликнул Гарри и впервые за месяц вздохнул абсолютно свободно и спокойно.