Гарри Поттер и демон власти

Реклама

купить

Глава 19. Ухоклюв, Косолапка и Шерстогрив

Через несколько дней после памятной ночи в Запретном лесу Гарри проснулся в дурном настроении. Уже целую вечность его мысли были заняты только тем, как бы поскорее развязаться с превращением в анимагов, а точнее, — с приготовлением зелья. Эрмиона, как оказалось, действительно загорелась идеей приготовить самое отменное зелье и просто замучила мальчиков издержками процесса, так что Гарри сам уже начинал ругать себя за то, что вообще сказал друзьям про Книгу анимагов.

Началось всё с того, что им снова пришлось отвлекать Снейпа, потому что молока единорога ни у кого из учеников не оказалось, а в Хогсмиде — все знали — такого просто нет ни в одном магазине. Целых два дня друзья отчаянно сокрушались, что не взяли всего за первый заход, а Эрмиона страшно винила во всём себя, несмотря на то, что даже Рон подбадривал её фразами, вроде «все мы идиоты». Наконец, рубеж страха перед двойным ограблением Снейповского хранилища в одном году, да ещё и с интервалом меньше, чем месяц, был преодолён, и огромная бутыль с молоком единорога сильно обмелела.

— Оно ему всё равно ни к чему! — оправдательно хмыкнул Рон про Снейпа, — он же никогда не готовит беломагических зелий добровольно — эта бутылка наверняка простояла нераскупоренной в хранилище со времён предыдущего преподавателя зельеделия…

Эрмиона неодобрительно зыркнула на него, но в её глазах не погас неожиданно зажёгшийся маниакальный огонь. Ни Рон, ни Гарри так и не смогли понять для себя, когда же Эрмиона вошла в такой раж, что уже готова была даже прогулять урок арифмантики, ради того, чтобы незаметно перетащить котёл и ингредиенты в туалет на втором этаже. Но это было только началом, а вот самым худшим оба мальчика сочли повторное многочасовое сидение в туалете, бок о бок с меланхольной Миртл, которая, похоже, решила за время их присутствия, излить миру свои чувства, а заодно — и воду из собственного унитаза. Хогвартс снова загудел от истеричных воплей Филча, обращённых непонятно к кому, но явно связанных с непрерывным затоплением коридора на втором этаже. Как ни увещевали Миртл друзья, боявшиеся, как бы Филч не преодолел в себе боязнь женских туалетов и не застукал бы их над кипящим на унитазе котлом, истеричное привидение оставалось непреклонным и только пуще орало, оглашая туалет жалобными воплями.

— Я никогда-никогда никому не нужна была! — всхлипывала Миртл, и её унитаз утробно вторил ей, выплескивая на пол очередную порцию холодной воды, — меня всегда используют! И вы ничем не лучше других — вот возьму и расскажу Пивзу, чем вы тут занимаетесь! Уж он-то позаботится о том, чтобы вся школа была в курсе!..

— Если ты посмеешь сказать хоть слово, Миртл, — грозно попытался начать наступление Рон, — я — клянусь Мерлиновой бородой! — заткну твой унитаз пробкой!

Ответом ему было только завывание утроенной силы из соседней кабинки. В общем, с Миртл дела шли как-то совсем плохо, и Гарри, в итоге, даже начал подумывать о том, чтобы временно отложить приготовление зелья, а уж в худшем случае — найти место поукромнее и — главное! — потише. Но Эрмиона была непреклонна, и анимазелье тихо булькало по мере того, как в него с каждым днём добавлялись всё новые ингредиенты.

— Это даже сложнее, чем всесильнейшие зелья! — восторженно делилась своими соображениями с мальчиками Гермиона, когда зелье было окончательно вскипячено и остужено, — Всеэссенция — и та полегче!

Девушка ещё раз перелистала немного заляпанную копию рецепта, специально сделанную с Книги анимагов, и деловито объявила:

— Теперь нам остаётся только добавить элеастр-многоцветник и всё готово… Или бросить ещё шелкокрылок?..

— Элеастр? — задумчиво протянул Рон, — А в Хогсмиде он есть?

— Должен быть, — кивнула Гермиона, — только вот когда мы там окажемся… Впрочем, зелье всё равно надо подержать немного — неделю или полторы, тут ведь сказано: «дать настояться…».

— Отлично! — буркнул Рон, — за это время Снейп успеет кого-нибудь из нас отравить… Кстати, Гарри, — как самочувствие после вчерашней проверки противоядий?

— Не ахти как, — отрезал Гарри, вспомнив, как Снейп вчера «случайно» задержался с противоядием на несколько минут, от чего кишкосвертывающее зелье лишило Гарри возможности нормально пообедать и поужинать.

Шла первая неделя марта, но, несмотря на это, было необычно холодно. Из-за жуткой погоды было принято решение перенести третий матч между Слитерином и Хаффлпаффом, решавший вопрос участий Слитерина в финальном сражении за Кубок Школы, на первую субботу после пасхальных каникул, чтобы зря не морозить игроков и болельщиков. Квиддичный финал планировался на начало мая. Команды тоже согласились с решением Дамблдора и завучей колледжей. У слитеринцев неожиданно выбыл из строя отбивала Элайджа Боул, за что Гарри и его команда внутренне благодарили шального нападалу, угодившего на тренировке прямо в голову разозлившему его игроку; Хаффльпафф явно был не прочь продолжить тренировки, прекрасно понимая, что против Слитерина очень трудно выстоять; а вот гриффиндорские проблемы касались непосредственно самого Гарри. У Алатиэль снова начались приступы её странной болезни, и мальчик, в который раз, с болью замечал на уроках, что место рядом с Дином Томасом пустует. И снова все попытки Гарри выяснить, в чём же, собственно, дело, оканчивались неудачей. На тренировки Алатиэль ходила исправно, но видно было, что иногда это ей даётся с большим трудом.

Гарри пока не начинал интенсивных тренировок: до финала оставалось ещё около двух месяцев, и не было резона устраивать отчаянные натаскивания так рано. В связи с этим, квиддич отнимал не так много времени, что позволяло сосредоточиться, разумеется, в меру собственных возможностей, на анимазельи. Эрмиона же вообще времени не теряла. Она давно нарисовала красивые, почти профессиональные изображения кошки, совы и, по неизменному настоянию Гарри, — единорога. Как ни увещевали друзья, Гарри был непреклонен и твёрдо решил, что станет красивым однорогим конём. Отчасти это было из-за того, что ему нравилась величавая красота единорогов, а, с другой стороны, мальчика не оставляло чувство того, что его отец неспроста превращался именно в оленя, а олень ведь — почти единорог, и не стоит придумывать что-то новое, если вариант сразу же пришел ему в голову, как будто бы он всю свою жизнь думал об анимагии и давно для себя всё решил. Но, несмотря на подобные разногласия, друзья во всеобщем нетерпении ждали, когда же им разрешат сходить в Хогсмид. Туннелем за статуей одноглазой ведьмы на третьем этаже Гарри пользоваться не хотел, потому что в последнее время уж больно часто стал натыкаться там на Снейпа и не было никакой гарантии, что последний, отлично зная, какими магическими средствами маскировки Гарри обладает, не изловит мальчика при первой же попытке незаконно проникнуть в Рахат-Лукулл. Разумеется, Карта Мародёров выручила бы друзей, но Гарри так и не смог понять, куда же её задевал псевдо-Хмури в прошлом году, а преподавателей спрашивать не решался по вполне понятным причинам. Вот почему все были на вершине счастья, когда, на доске объявлений, наконец, появилось сообщение о воскресном походе в колдовскую деревню.

В субботу ребята притащились в башню, измученные выгуливанием хагридовых рыгастулов, которые уже вымахали в размерах до величины откормленных быков, и им приходилось вешать на шею многопудовые ошейники — чтоб не улетели вместе с учениками. Как, ко всеобщему ужасу, оказалось, те коровоподобные летучие мыши со смертельным укусом, которых учитель по уходу за магическими существами показал ребятам в январе, были всего лишь детенышами, и донельзя счастливый Хагрид объявил, что к лету это будут здоровенные, величиной с годовалого дракона зверюги. Слово «зверюги» великан произнес с одному ему присущим смаком, от которого половину учеников всегда бросало в дрожь. Что же касается непосредственно рыгастулов, Гарри Рон и Эрмиона могли только удивляться, что те ещё никому не отхватили какую-нибудь часть тела. Рон, правда, очень жалел, что со слитеринцами Хагрид, наученный горьким опытом общения Малфоя с гиппогрифом, занимается гуселапами, — бесформенного вида существами, которые, почти как скучечерви, умели только есть и спать.

— Очень жаль, что Драко Малфой лишёнуникальной возможности познакомиться с моим рыгастулом, — с видимым разочарованием в голосе твердил Рон друзьям как-то за завтраком, плотоядно поглядывая на слитеринский стол, — уж тогда-то они оба удовлетворили бы свою неуёмную тягу кого-нибудь сожрать, весь вопрос состоял бы только в том, кто же успеет первым.

— Я думаю, Малфой! — кровожадно поддержал разговор Фред, свесившись через весь стол за большим куском кремового торта.

— А я думаю, Хагрид просто хочет, чтобы слитеринцы перемерли от скуки, — проницательно пробубнила сквозь бисквит Эрмиона, — Подумать только — гуселапы! Это ещё хуже, чем скучечерви — я читала о них…

— Ой, Эрмиона! — скучно остановил её Рон, — скажи лучше сразу, чего ты не читала — думаю, это будет гораздо проще …

— Дурак ты! — не выдержала Эрмиона, заливаясь краской от корней волос до мочек ушей.

В этот момент над головами ребят зашелестело множество крыльев и на стол, прямо в руки ученикам, стали падать конверты и свёртки разного размера. Гарри поглядел в потолок с тупой надеждой увидеть Хедвигу, хотя и знал прекрасно, что она давно сидит в совятне и только по ночам вылетает размяться.

— Что-то давно не было писем от Шлярика… Да и на Рождество он мне ничего не прислал… — грустно выдохнул мальчик, стараясь, чтобы его услышали только Рон и Эрмиона

— А кто такой Шлярик? — тут же встрял в разговор любопытный Джордж.

— Просто друг, — отрезал Гарри и тут же упал со стула, потому что ему на голову свалилось что-то тяжёлое.

— Гарри, тебе письмо! — восторженно выпалил Рон, поднимая с пола и отдавая Гарри, немного потемневший от грязи конверт, — тяжёлое…

Гарри распечатал письмо и сразу же понял, что оно от Сириуса, потому что, помимо сложенного вдвое листка пергамента, в конверте лежало ещё кое-что. Кое-что очень тяжёлое, на первый взгляд.

— Медальон! — с оттенком зависти выдавил Рон, когда Гарри вытянул из конверта небольшой кружочек на золотой цепочке.

Это действительно был медальон, но особый медальон, с символикой, понятной только друзьям: во весь круг на нём красовался мощный отпечаток когтистой собачьей лапы, а по бокам шли какие-то странные надписи, очень похожие на руны. Гарри немедленно повесил медальон на шею, и странное ощущение разлилось по всем жилам: мальчик как будто разом сбавил двадцать килограмм и почувствовал себя отдохнувшим.

Письмо гласило:

Дорогой Гарри!
Прости, что я не поздравил тебя с Рождеством, но так уж получилось. Мы с Ремом были в албанских лесах, а почта там, кажется, вообще понятие никому не знакомое. Поэтому я посылаю подарок с этой совой. Это наш фамильный медальон, он не обладает никакими особыми свойствами, но очень успокаивает и помогает снять усталость. Может быть, он способен на что-то ещё, но мой отец, когда дарил его мне, больше ничего не сказал и, кажется, ничего больше и нет. Ты мне как сын, Гарри, и настало время этому медальону перейти к тебе. Носи его и помни, что мы с тобой — одна семья.

Гарри благодарно улыбнулся: медальон в этот момент ещё и распространил по телу приятное тепло.

Теперь о деле, Гарри. Я скоро буду в ваших краях. Как только получишь сову, шли ответ, правда ли то, что в воскресенье вы идёте в Хогсмид. Не посылай Хедвигу, потому что у меня сейчас небольшие неприятности (но ничего серьёзного, уверяю тебя). Если мои сведения верны, встречаемся в полдень, в воскресенье, где и раньше — в старом укрытии. Возьмите еды, сколько унесёте и, если есть, свежий номер «Оракула». Остальное — если получится — при встрече.
Сириус.

— Он хочет, чтобы ты не беспокоился! — попыталась утихомирить Гарри Эрмиона, после того, как мальчик, свернув письмо, разразился ругательствами в адрес крёстного.

— Мало ли что он хочет! — возмутился Гарри, понижая голос до шёпота, чтобы больше никто за столом его не слышал, — у него, видите ли, неприятности, но ничего, мол, серьёзного! За каким он сюда вообще припёрся, если есть риск, что его отправят обратно в Азкабан, даже если там и нет больше дементоров!

— Мне не нравится другое, — хмыкнула Эрмиона, отчаявшись успокоить друга, — он написал, что был в лесах Албании. Это ведь там, где до своего возрождения скрывался Лорд. Что они там делали с профессором Люпиным?

— Может, отыскали старое логово Вольдеморта? — бессмысленно предположил Рон и вдруг поперхнулся тыквенным соком. Он ошалело поглядел на Гарри и Эрмиону, потом в ужасе открыл рот, закрыл его, снова посмотрел на Гарри и погрозил ему кулаком. — Это ты виноват! Я теперь вообще забываюсь, когда говорю о Том-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут!..

— Лучше скажи спасибо, — отрезала Эрмиона, — так, глядишь, и встретиться с ним не особо испугаешься!

— А!.. — булькнул Рон, обладавший неплохим воображением, и немедленно упал под стол в обмороке.

— Рон, братишка! Ты чего это? — немедленно склонился над ним Фред, — Вставай, вставай! А то я расскажу мамочке, что ты стал уж слишком худосочным и она обязательно накормит тебя твоим любимым морковным пирогом!

— Отстань, Фред, — обессилено пробормотал Рон, медленно приходящий в чувство, — и без тебя… хватает проблем…

Хогсмид в волнах стаявшего снега выглядел просто отвратительно — никакого сравнения с игрушечными домиками, засыпанными снегом в Рождество или ухоженными строениями летом. Ребята наспех пробежались по магазинам, накупив нужных ингредиентов для зелья, а также пополнив свои запасы навозных бомб и прочей хохмазиновской чепухи. Потом они ещё немного посидели за кружкой усладеля в «Трёх мётлах», под пьяные распевания леших, периодически пускавшихся в пререкания с мадам Росмертой.

— Утро на дворе, а вы уже лыка не вяжете! — сокрушалась симпатичная хозяюшка, немного походившая в этот момент на разъярённого загрыбаста.

— Аш-шибаиш-шься, с-систриц-ца! — гоготал особенно пьяный леший, уже готовившийся рухнуть со стула под стойку бара, — См-сарри!

И, на глазах изумлённой публики, леший залихватски выудил откуда-то из складок толстой муфты болотного цвета самое настоящее лыко и, громко гогоча, быстро связал его в чудную заколку для волос, после чего тут же подарил её мадам Росмерте, стараясь в поклоне не припечатать нос к прилавку. Мадам Росмерта густо покраснела и вплела очередную заколку в великолепные густые волосы смоляного цвета, где уже торчало штук пять и тоже лыковых.

— Н-ну, вишшь, с-ситрица, ик… — довольно булькал в стельку пьяный обитатель леса, с хрустом хлопая по плечам собратьев, — т-ты к нам с этой… с душой, во! И… и м-мы к теб-бе-бе… бе… бе? — тут леший серьёзно призадумался, потом отмахнулся сам от себя и закончил мысль, — ну, ваще с ней, матушкой! Видь ты ж заешь, шо мы хлопцы незлобивы… Я тебе хошь ещё таких заколок навяжу… Токо, слышь? — уважь, а? Ну, я, пони… мшь, твою страсть — пон-м-ю, а ты? Ну, налей, а?

— Ой, и что мне только с вами делать-то, с алкоголиками! — горестно всплёскивала руками мадам Росмерта, у которой и вправду была необузданная страсть к заколкам, — Ну, ладно, ладно! Последний?..

— Аг-га! — заливисто скрипели другие лешие, — Росм-м-м-мерточ-чка! А… ты ж… и нам-то… не заб-дь…

— Да уж вас забудешь! — отмахивалась от них хозяюшка и выуживала из-под прилавка большую бутыль с медомагоном.

В конце концов, ребятам страшно надоело слушать болтовню леших, и они предпочли бесцельно прошататься возле Шумного Шалмана, прежде чем Гарри, поглядев на часы, сказал:

— Полдень. Пора!

Они быстрыми шагами достигли окраины деревни и у прогнившего мостика через канаву увидели большого чёрного пса. Путь в пещеру снова занял около часа, и ребята совсем выбились из сил, когда, наконец, достигли расселины. Зато вот Сириус с довольным видом уже сидел в пещере на своеобразном подобии кровати и поджидал их. Конклюва с ним на этот раз не было.

— Я аппарировал, — коротко пояснил он, перехватив вопросительный взгляд ребят в тот угол, где гиппогриф ютился год назад, — теперь уже достаточно силён для этого.

— Опять вынужден тебя спросить, — сразу же начал Гарри, — что ты тут делаешь?

— Дела, — так же лаконично ответил крёстный и тут же живо поинтересовался: — Еду принесли?

— Ага, — Рон, под восхищённым взглядом Блэка, вывалил на пол пещеры содержимое трёх рюкзаков, заботливо собранных домовыми эльфами Хогвартса, и Сириус тут же жадно вгрызся в телячью отбивную.

— Объясни мне, — не унимался Гарри, — чего ты явился, если у тебя неприятности? Да, и какие, кстати, неприятности?

— Шам жнаешь какые! — промычал Сириус, заедая говядину половинкой батона, — Жементоров, кшно, уже нет, жато ешть Карнелиуш Фудш.

— Ничего я не знаю! А он-то тут причём? — горячился Гарри.

— А при том, — Сириус уже прожевал первый кусок и теперь примеривался ко второму, — что он убеждён, кажется, что это я распространяю слухи о возвращении Вольдеморта. По-моему, он даже думает, что это я назвался Вольдемортом и собираю его старую гвардию. А что вы на меня так смотрите? — удивился он, когда лица ребят вытянулись, — вы что, «Оракул» не читаете?

— Не… — растерянно пробормотала Эрмиона, разворачивая свежий номер, захваченный ими для Сириуса, — Ой! И, правда — смотрите!

Гарри посмотрел в газету и обомлел:

…В недавнем интервью нашей газете Министр Магии, Корнелиус Фудж, заявил, что слухи о возрождении Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут слишком преувеличены. Фудж также официально уведомил нас о своём личном мнении, которое состоит в том, что эти слухи создаются и поддерживаются печально известным крайне опасным преступником Сириусом Блэком. Блэк бежал из Азкабана два с половиной года назад и до сих пор не пойман. По версии Министра Магии именно он распространил слухи о возрождении Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут и намеревается восстановить ряды былых сторонников Тёмного лорда. К сожалению, Министр так и не проинформировал нас, какие меры принимаются в настоящий момент для поимки Блэка, ограничившись лишь заверением, что поиск ведётся в усиленном режиме и с участием лучших авроров Министерства…

— За мной — настоящая охота! — усмехнулся Сириус, дожёвывая окорок.

— Ох, смотри! Доиграешься… — съязвил в ответ Гарри, потрясённый таким поворотом дел до глубины души.

— Эх, если бы эта гадина, Петтигрю, не сбежал тогда! — в сердцах бухнул Рон.

— Не надо так сокрушаться, — успокоил его Блэк, — в любом случае, никто не знает, что бы вышло, сдай мы Червехвоста Министерству. Может, — и тут Сириус ещё раз криво ухмыльнулся, — они бы его наградили ещё раз, но уже прижизненно, а меня всё равно отдали бы дементорам.

— Кстати, а что с Азкабаном? — поинтересовался Гарри, оттягивая основной вопрос о том, какого чёрта понадобилось Сириусу и Люпину в Албании.

— Да пока тихо, если верить сведениям, поступающим не из Министерства. Там-то Фудж до сих пор бьёт тревогу, мол, как же мы без дементоров… — Сириус помолчал, а потом раздражённо прибавил, — а я вот знаю, что многие бывалые колдуны теперь спят спокойно, зная, что если узники Азкабана и выйдут на свободу, то не раньше, чем у стен тюрьмы ляжет охрана из трехсот авроров. Разумеется, опытных авроров там по пальцам можно перечесть, но и это уже неплохо. А вообще я думаю, что окончательное раскупоривание Азкабана — только дело времени. Как только Вольдеморт окрепнет, решит, что настало время, он сразу же ринется туда. Просто это — не первостепенная его задача, уж слишком мало у него там стоящих людей — не больше десяти точно…

— Не понял, — пролепетал Рон, — то есть как, окрепнет? Он сейчас — слабый, что ли? Что-то я не заметил по выражению папиного лица, когда он вернулся с Гарри с Дряналлеи…

— Вольдеморт, конечно, очень опасен, но сейчас имеет не больше, чем половину своей прежней силы, — заметил Блэк, прищурившись, — бывают такие маги, чья колдовская сила напрямую зависит от их колдовской власти. Сейчас у Вольдеморта немало сторонников, но Министерство Магии упорно продолжает вести агитацию о преувеличенности слухов. Мало кто верит в то, что Тёмный лорд действительно вернулся, мало кто, следовательно, боится его так же, как и прежде. Вот почему у него мало власти. Да и люди его уже не те. Кого-то он убил за предательство, кого-то потерял вообще — или авроры добрались, или сидят в Азкабане.

— Сейчас очень легко держать колдовское сообщество в смертельном ужасе перед Тёмным лордом, но нелегко вбить в задубелые головы факт, что он действительно вернулся. Вон, поглядите на Фуджа, а сколько ещё таких же, которые дальше своего носа ничего не видят и только море крови их убедит… Боюсь, это нам ещё предстоит. А сейчас Вольдеморт и рад не высовываться, потому что если не министерские, так наши авроры могут его выследить. Он не так силен, как был, — не может снова полностью завладеть умами, колдовское сообщество живет в сильном беспокойстве от этих слухов, но — уж можете мне поверить! — это беспокойство не идет ни в какое сравнение с тем ужасом, который был пятнадцать лет назад! И если сейчас всем скопом, во главе с Дамблдором, навалиться, думаю, одолели бы его, пока снова не набрал силу. Только вот где он прячется — совершенно неясно.

— И за этим вы с Люпиным ездили в Албанию? — выпалил Гарри, решив, что это самый удачный для вопроса момент.

— Нет, — мотнул головой Сириус, — даже троллю понятно, что туда он больше не вернётся. Мы искали следы. Что угодно, лишь бы прояснить его сегодняшние намерения, — никто не может понять, чего он сейчас добивается. А потом мы разделились: Рем заканчивал с югом леса, а я пробежался по деревням. Он ещё не присылал сову, но в одной таверне мне сказали, что он удачно дезаппарировал. Говорили также, что очень спешил, но, раз не шлёт сову, думаю, это не касается дела, иначе он бы обязательно дал мне знать. Я и сюда-то залетел тебя повидать, да перед Дамблдором отчитаться. Я, кстати, это уже сделал, но лучше нам было не встречаться в школе — сейчас не то время. И так Совет попечителей, кажется, почти готов пойти на поводу у Фуджа и отстранить Дамблдора, а Фудж, надо сказать, с завидным упорством на них давит… И чего он так взбесился?

— Ну, — усмехнулся Гарри, — это объяснить нетрудно.

И он быстро, как мог, пересказал Сириусу тот разговор, который случился наутро после падения дементоров в Азкабане.

— Вот оно что! — проворчал Сириус, задумчиво осушая кувшин с тыквенным соком, — тогда мне на самом деле надо быть крайне осторожным: один неверный шаг Дамблдора — и его отстранят…

— … и Снейп будет счастлив занять должность директора! — хмуро закончил Рон.

— Снейп? — переспросил Сириус с невольно передёрнувшимся лицом, — директор? Да уж! У Хогвартса бывали плохие времена, но, по сравнению с ними, правление Снейпа будет просто чумой… Впрочем, сейчас очень плохое время, даже такое может случиться.

— Тогда тебе вообще нельзя будет появляться здесь, — задумчиво проговорил Гарри, — Снейп ведь вовсе не пылает к тебе любовью, — обязательно сдаст Министерству.

— Ещё бы он пылал ко мне любовью! — скривился Блэк, — в юности он, благодаря мне, чуть не стал заикой-оборотнем, а потом… Если верить Дамблдору, мой побег два года назад стоил Снейпу ордина Мерлина Третьей степени!

— Неужели это возможно? — спросил Гарри о перспективе иметь директором Снейпа скорее себя, чем окружающих, и все, прекрасно поняв это, промолчали.

— Ах, да! — попытался оживить разговор и одновременно перевести его на другую тему Сириус, — как, моя Книга анимагов нашла достойное применение? Как успехи?

— А это ты у Эрмионы спроси! — не задумываясь, взвизгнул Рон, припомнив ежедневный кошмар с неизменным участием меланхольной Миртл, который, кстати, ещё не закончился.

— Всё почти готово, — горячо выпалила девушка, как только Сириус устремил насмешливо-вопросительный взгляд на неё, — завтра можно будет добавить Элеастр и зелье дойдёт до кондиции.

— Понятно, — кивнул Блэк, — я забыл предупредить Гарри насчёт других двух пунктов. Всё, что связано с общением с различными зверями — забудьте! — чушь полная. А вот всё эти картинки и представления себе того, в кого будешь превращаться, — к этому лучше отнестись серьёзно. А то на моей памяти был случай, когда один парень попытался незаконно стать анимагом, но, когда пил зелье, видимо, подумал о чём-то вроде отбивной. Его потом долго откачивали в больнице св. Лоскута, кажется, даже смогли восстановить расплющенные части тела… Ну, а кто в кого хочет превращаться? Разумеется, если Книга не выкинет с вами шутки.

— Я — в сову, — ухнул Рон.

— А я — в кошку, — добавила Эрмиона.

— А Гарри — в единорога, — снова заговорил Рон, — и никак не можем отговорить.

— В самом деле, — нахмурился Сириус, устремив взгляд на крестника, ужасно раздосадованного тем, что разговор снова заходит о том, что уже сотни раз обсуждалось в Гриффиндорской гостиной, — ты что — хочешь, чтобы первый же охотник на единорогов вышиб тебе мозги? А впрочем, как знаешь, — быстро прибавил он, заметив, как Гарри с неудовольствием поморщился.

— Прости, Сириус, — осторожно встряла в разговор Эрмиона, — а что после того, как выпил зелье?

— Вы не читали? — удивлённо воззрился на неё Блэк, — это же в пятой главе! Потом ждёте две недельки, преодолевая побочные эффекты… Ну, — за всё приходится платить! — веско отметил он, когда на лицах ребят появилось выражение беспокойства.

— А я думал, что это всё — так, не особо серьёзно… — пролепетал Рон.

— Куда как серьёзно, — безнадёжно подарил Сириус, — а вы что думали — способ нелегального превращения, дающий возможность ужать в месячный промежуток то, на что уходят годы, будет совсем уж безопасным? Нет, это вы ошиблись. У меня, например, в пятом классе неожиданно на уроке вырос хвост перед всем классом. Хорошо ещё, что это была Трансфигурация, и МакГонаггл решила, что Рем просто перепутал черепашье заклинание с собачьим! А у твоего отца, Гарри, в волосах начали прорастать рога… Мы их долго укорачивали стригильным заклятием, благо вихры у него на макушке ничем не отличались по высоте от твоих! Так что готовьтесь к мелким неприятностям в те две недели, пока зелье будет действовать.

— Ну да! — хмуро буркнул Рон, — представляете, у меня на Зельеях вдруг вырастут крылья? Да Снейп расценит это как попытку улететь или, уж в худшем случае, — как желание сорвать урок!

— Ух, я бы этого Снейпа… — плотоядно процедил Сириус, и в этот момент никто бы не удивился, если бы ему сказали, что этот худой человек может превращаться в медведеподобного пса, — а он, что — хороший преподаватель? Предмет знает?

— Неплохо, — сухо констатировала Эрмиона, — но его уроки просто невозможны. Подумать только — в самом начале семестра вычел у нас пятьдесят балов за урок! Да только за то, что Бэллер ему слово поперёк сказала!

— Бэллер? — оживился Сириус, — что за Бэллер? Эта фамилия мне знакома…

— Алатиэль Бэллер, — выпалил Рон, прежде чем Гарри успел его остановить.

— Бэллер… Бэллер… — между тем бормотал Сириус, пытаясь пригладить всклокоченные волосы, — Ей-богу, что-то знакомое, но никак не вспомню. Эх! Всё забыл, пока сидел в этой проклятой тюрьме!

И бывший узник Азкабана с силой треснул по бутерброду с ветчиной, отчего последняя тут же оказалась у него на лбу.

— Ладно, — продолжил Сириус, с силой отмахнувшись от желания вспомнить и от ветчины, - Я не досказал про анимагию. Мучиться вам две недели с небольшим, а где-то через эти две недели, после того, как выпьете зелье, просто представьте себе ту картинку, которую вы нарисовали, и немного выгнитесь назад. Если всё нормально, дальше перекувырнетесь по инерции и будете животным, а потом то же самое, только надо представить себе себя самого…

— Постой-ка! — хрипло прервал его Рон, — ты говоришь — «если всё нормально»! А если не всё?

— Ну, — замялся Сириус, — может, и не получится, хоть способ и запатентованный… тогда ничего, скорее всего, не будет, просто не превратитесь. Не переживайте — можно повторить попытку и тогда точно получится. Червехвост с первого раза не смог — мы потом снова готовили зелье.

— А ингредиенты откуда брали? — ехидно осведомился Гарри, вдруг вознамерившийся высказать Сириусу всё, что наболело в процессе сбора компонентов для зелья.

— Что-то одолжили у Беристокса — тогдашнего преподавателя зельеделья, — пояснил Сириус ребятам, — что-то купили в Хагсмеде, а вот за волосом кентавра пришлось прошвырнутьсяв Запретный лес…

— Ну, да, и мы туда же ходили, — с раздражением начал Гарри, и вдруг осёкся, вспомнив: — Сириус, ты знаешь, что гигантских пауков истребили?

— Нет, — в глазах у Блэка промелькнуло хищное выражение, и он дико уставился на Гарри, — Вольдеморт?

— Да, — коротко ответил мальчик и рассказал крёстному о своих с друзьями похождениях в Запретном лесу, — И зачем — никто не знает. Правда Фиренце, — это кентавр, — пояснил он выпучившему глаза Блэку, — сказал, что, наверное, Вольдеморт что-то искал, а пауки не отдали, вот и поплатились…

— Ох, когда же вы, наконец, перестанете называть это проклятое имя! — прошипел Рон, зажимая уши.

— Пауки — истреблены, — пробормотал Сириус, — надо сообщить Дамблдору, Гарри, я пошлю ему сову.

С этими словами он подошёл к выходу из пещеры и пронзительно клёкотнул. В ответ ему раздался негромкий клёкот, и сверху появилась небольшая пестрая сова со странно сплющенной головой, будто спросонья попала под каток. Сириус быстро нацарапал что-то на невесть откуда взявшемся листке бумаги непонятно откуда появившимся пером и, как только перо испарилось, привязал свиток к совиной лапке. Птица угрюмо стартовала с руки Блэка и, ещё раз перещебетнувшись с ним, улетела.

— Орланда, — пояснил Сириус, оборачиваясь к изумлённым ребятам, — моя сова.

— Твоя сова? — не понял Гарри, — а где она была, пока ты…

 — Пока я был в Азкабане? — хмуро закончил Блэк, — у Рема. Он взял её к себе. Она очень умная птица, такая же, как твоя Хедвига, Гарри. Только я ещё научился разговаривать по-совиному, и мы с ней прекрасно друг друга понимаем. Она принесёт ответ от Дамблдора очень скоро.

И действительно, не успели ребята как следует расспросить Сириуса про то, как же он смог научиться разговаривать на совином языке, Орланда с шумом влетела обратно в пещеру. Сириус благодарно отдал ей поклевать остатки бутерброда с ветчиной, а сам развернул письмо и прочитал вслух:

Сириус! Признаться, я давно знаю о том, что пауков истребили, — мне сказал Хагрид. Понятия не имею, что может значить это нападение на самих пауков — у них не было абсолютно ничего, что могло бы представлять интерес для Вольдеморта. Не буду спрашивать, откуда у тебя эти сведения, это абсолютно не важно. Конечно, нельзя исключать этот любопытный факт из общей картины, но вспомни наш разговор — сейчас мы располагаем кучей фактов, которые вообще друг с другом не вяжутся. Когда закончишь свои дела здесь, аппарируй, как и договорились, к Рему Люпину. Я хочу в точности знать, что он действительно ничего не нашёл в Албании.
До скорой встречи, Дамблдор.

— Значит, Хагриду известно про пауков, — заключил Рон.

— Вот так-то, — выдал Сириус, сворачивая пергамент и запихивая его в карман изрядно потёртой робы, — ну, ладно. Главное, что у вас троих всё в порядке, хотя, с моей стороны, действительно было крайне неразумно не подумать о том, что за парочкой компонентов вам непременно придётся сходить в Запретный лес — что поделаешь, так привык считать это обычным делом… А вы, и вправду, подвергались большой опасности. Хорошо, что король единорогов вовремя подоспел. Зато теперь он ваш должник — спасение детей-наследников очень высоко ценимая штука, так что теперь никто из добрых существ в лесу не сможет вам отказать в помощи, если вы попросите. Но, — и тут Сириус снова посуровел, — раз уж вы туда один раз, да еще и по моей вине, попали — бог с ним, а вот больше не ходите — кто знает, не затаил ли Виолан обиду… В конце концов, он такая гадина, что никого не пожалеет — даже Рем, когда превращался в волка, о нём рассказывал с большим неудовольствием. А теперь нам всем пора — уже темнеет. Вы возвращайтесь в замок, а мне, перед тем, как отправиться к Рему, надо навестить ещё пару колдунов. Я вас провожу.

Но перед тем, как снова превратиться в пса, он подождал, когда Рон и Эрмиона выйдут из пещеры, а сам удержал Гарри за руку. Сириус долго посмотрел на него и тихо сказал:

— Ты должен понять, Гарри: мирное время кончилось. Кончилось в тот самый момент, когда ты взялся за Тремудрый кубок. Я знаю, ты храбрый мальчик и тебе уже не раз удалось уйти от того, с кем я — признаюсь тебе — отчаянно боюсь когда-нибудь встретиться и всё же знаю, что рано или поздно мне придётся это сделать, как и всякому другому. Ты выжил, несмотря на то, что Вольдеморт уже столько раз пытался… — Сириус оборвал на полуслове и мягко взял крестника за плечо, — ты, Гарри, всё, что у меня в жизни осталось. Нет Джеймса, нет моей жены, никого нет… Только ты — и Рем, но у Рема своих проблем хватает: чем дальше, тем чаще он превращается в оборотня, а из меня всегда был плохой зельеделец, и я не могу приготовить антиоборотное зелье — слишком сложно. Поэтому я прошу тебя: я не знаю, и никто не знает, откуда сейчас ждать нападения, уж больно всё непонятно. Но ты постарайся быть очень осторожным и обязательно пиши мне, если что не так, ладно?

Гарри серьёзно взглянул в красноватые глаза Сириуса и молча кивнул, на что крёстный ответил ему слабой, но очень доброй улыбкой. И только сейчас Гарри заметил, что в волосах Блэка проглядывает седина, которой ещё несколько месяцев назад не было. Мальчик вообще-то был не в восторге от того, что ему начинают давать советы, но прекрасно понимал, что Сириус делает это не из желания поучать его. Вот почему он благодарно пожал руку крёстного.

— Ещё, Гарри, — вдруг заторопился Блэк, что-то вспомнив, — у меня для тебя есть кое-что.

Он порылся в складках своей робы и выудил оттуда нечто, завернутое в бархат.

— Ну, где вы там? — нетерпеливо произнёс голос Рона у самого входа.

— Идите, мы вас догоним! — сказал Гарри и Рон, поняв, что мешает, начал спускаться вниз, по склону.

— Мой подарок тебе понравился? — улыбаясь, спросил Сириус, как бы мимолётом окидывая взглядом грудь мальчика.

— Да! — радостно ответил Гарри и за цепочку вытянул медальон на свет.

— Отлично, — просиял Блэк, — но это был подарок от меня. А у меня есть ещё и подарок от двух других людей, которых ты, к сожалению, не видел очень и очень давно. — Блэк помрачнел и, заметив недоумевающее выражение на лице крестника, добавил, — мама и папа передают тебе привет, мальчик мой.

Лицо у Гарри перекосилось сначала от боли, а потом от недоумения: что же могли ему оставить родители?

— Ты, наверное, знаешь, что, кроме специалистов Министерства, на развалинах вашего дома в ту ночь, четырнадцать лет назад, побывали ещё мы с Хагридом, — Сириус мял в руках свёрток, неловко переминаясь с ноги на ногу, — Хагрид увёз тебя, а я… — Блэк запнулся и как-то странно втянул в себя воздух, — я помогал увезти… тела… твоих родителей, Гарри. И… я решил, что… им больше не надо, а тебе это будет памятью… — Блэк ещё раз помял в руках бархат, а потом развернул его.

Гарри ахнул: на чернеющем куске ткани лежали два куска дерева, две палочки.

— Мамина и папина? — с замиранием в голосе спросил мальчик.

Блэк кивнул и продолжил.

— Тогда я бросился разыскивать Червехвоста, но их прихватил с собой. Кто же мог подумать, что он окажется умнее и в Азкабан сяду я… Но я успел их спрятать, Гарри, перед тем, как меня забрали. А недавно я вернулся на то место и забрал их. Вот эта, светлая, кленовая, — Лили. А вот эта, — Джеймса. Пусть они будут тебе памятью о родителях, Гарри.

Сириус выпрямился, ещё раз улыбнулся Гарри и тут же стал огромным чёрным псом.

— Спасибо! — прошептал мальчик, одной рукой сжимая палочки, а другой, обнимая лохматого пса за шею и крепко целуя его во влажный нос.

— А все-таки жаль, что его так и не удалось оправдать, — грустно заметила Эрмиона, наблюдая за пропадающим в сумерках силуэтом собаки, — я каждое лето боюсь за тебя, Гарри. Мне кажется, твои магглы такие кровожадные, что вполне могут пришибить тебя за одно только твоё присутствие в их доме.

— Бери выше! — не менее грустно хмыкнул Гарри, — они готовы меня уничтожить только за то, что я — есть!

— Странно получается, — задумчиво выдал Рон, — вот Люциус Малфой и другие, вроде него, говорят, что позор — иметь в колдовской семье маггла. А некоторые магглы, вроде твоих, Гарри, кажется, считают, что позор — это когда в твоей семье колдун… оказывается, и Люциус Малфой в чём-то, может быть, прав…

— Дураков везде хватает! — оборвала Эрмиона, заметив, как Гарри погрустнел ещё больше, — по мне, так что действительно стыдно — это иметь в нормальной колдовской или маггловской семье такого, как Вольдеморт или Люциус Малфой. Вот это точно позор! А теперь, если вы не возражаете, давайте поскорее обратно в замок, становится уже совсем темно!

На следующий день Гарри встал совершенно опустошённый. Он и представить себе не мог, как высидит два Прорицания подряд, тем более, предстояло практическое занятие по линии несчастных исходов, а наскоро предсказывать себе всё плохое, что только взбредёт в голову, да ещё и на радость Трелони! — ужасно не хотелось. Вообще, Гарри много передумал со вчерашнего вечера, но, тем не менее, Прорицания надвинулись неотвратимо, и профессор Трелони сделала всё для того, чтобы мальчик окончательно уверовал, что до страшной гибели в июле этого года ему ещё предстоит столкнуться с огромной лавиной неудач, как в личной жизни, так и в учёбе. Рон, слушая страдальческую тираду Трелони о безвинно погубленной душе Гарри, пыжился в соседнем кресле от душераздирающего и с трудом сдерживаемого хохота, но Гарри было не до смеха. Он вдруг подумал, что Алатиэль и в самом деле может быть права, говоря о том, что нельзя постоянно предсказывать человеку несчастья, а то одно из предсказаний непременно сбудется. Как только он это подумал, ему немедленно захотелось срочно достать кружаной муки и отправить Трелони куда-нибудь в Антарктиду, предварительно сварив в её же собственном камине, который, кстати, в данный момент источал жуткий запах жасмина вперемешку с подгорелой яичницей.

Настроение ему немного подняла Эрмиона на Гербологии. Она пристроилась поближе пересаживать хохочущие вьюнки и радостно шепнула мальчикам, что анимазелье готово и теперь остается только его подогреть и выпить. Вот почему после Гербологии ребята немедленно рванули в туалет на втором этаже. Эрмиона испытанным движением запалила небольшой комбинированный костёр под днищем котла и выудила откуда-то три солидных размеров кубка.

— Я подумала, что стаканы для такого торжественного момента не подойдут, — убеждённо и очень радостно заметила она, оглядев отвисшие челюсти мальчиков, — ну, в рецепте ещё было примечание, что перед употреблением в зелье надо добавить по волосу животного, в которое собираешься превратиться. Чтобы уж наверняка не было неожиданностей, а то ведь зелье не гарантирует, что превратишься именно в того, в кого хочешь. Так что, — наставительно продекламировала девушка, разливая тёплое и почти прозрачное зелье по кубкам, — вот тебе, Рон, перо совы, тебе, Гарри, я оставила волосок единорога, если ты, не передумал, конечно. А я попросила волосок у Косолапсуса.

Ребята решительно опустили по волоску в свои кубки; зелье зашипело и стало какого-то серо-зелёного цвета. Меланхольная Миртл лениво завывала из трубы под унитазом. Друзья вышли на открытое пространство и приготовились пить.

— Готовы? — шёпотом произнёс Гарри, почему-то испугавшись звука собственного голоса.

— Да, — таким же шёпотом ответили Рон и Эрмиона.

— Давайте! — и Гарри залпом выпил свою порцию зелья, сильно напоминавшего, пусть не по цвету, но по вкусу, вишнёвый сироп.

Он усиленно начал представлять себе нарисованную Эрмионой картинку с очень красивым единорогом, бьющим копытом, но этот образ периодически вытесняли мысли, мучившие мальчика вот уже целый день. И он никак не мог перестать думать о Сириусе. Перед глазами всё время возникал огромный медведеподобный пёс, исчезающий в вечерних сумерках. Гарри старался отогнать от себя навязчивое воспоминание, но оно никак не хотело уходить. Вдруг всё перед глазами закружилось, в горле как будто зажгли огонь, мальчик почувствовал, что теряет равновесие. Он вытянул вперёд руки, чтобы не ударится об пол, и, по тяжелому «шмяк-шмяк», раздавшемуся рядом, понял, что друзья уже приземлились. Это было последнее, что он понял.

Гарри не знал, сколько прошло времени, — он очнулся от того, что Миртл брызнула на него водой из унитаза. Оглядевшись, мальчик понял, что друзья всё ещё без сознания, и тупо уставился на скандальное привидение, в данный момент чинно восседавшее верхом на сливном бачке.

— И почему ты не превратишься в рыбку? — жалостливо и очень безысходно пробормотала Миртл, подслеповато сощурившись на него сквозь толстые стекла очков, — мы бы так здорово проводили время, плавая по канализации!

Гарри почувствовал, что его сейчас стошнит, и, как мог быстро, пополз к соседнему унитазу, не желая ничего общего иметь с Миртлиным.

— Оу!.. — раздался за спиной мальчика надтреснутый голос Рона, — што ш нами шлушилошь?

— Потеряли сознание, — отрезал Гарри, прислоняясь к стенке кабинки. Всё тело странно горело, но на душе немного просветлело, и он больше не чувствовал себя смертельно усталым.

— А… похоже, — на этот раз уже заговорила пришедшая в себя Эрмиона.

— Ну, и как вы думаете, — неуверенно спросил Рон, пытаясь подняться с пола на расползающихся в стороны ногах, — у нас получилось?.. Ой!..

И ещё один унитаз обрёл соседа.

То, что у них действительно что-то получилось, ребята поняли через неделю на заклинаниях, когда Рон неожиданно стал похож на индейца Большое Ухо. Гарри и Гермиона с ужасом пытались выдрать у него роскошные совиные перья, торчавшие из-за ушей, пока никто из учеников не заметил того дурацкого вида, который сразу же появился у Рона, и не подумал, что последний специально распотрошил какую-нибудь несчастную школьную сову для того, чтобы выглядеть красивее. Ещё через два дня, на Гербологии, Эрмиона с беспомощно разинутым ртом периодически проводила волшебной палочкой себе по лицу, стараясь своевременно обрезать упорно росшие усы и, одновременно, не позволить вцепиться себе в руку наглым слепохватам, которых профессор Росток долго растила специально для того, чтобы показать ученикам, насколько полезным может быть слепохватовый укус, если вовремя его залечить. Но самое страшное произошло в пятницу на первом уроке.

Как назло, с утра ребят ждало Зельеделие со слитеринцами. Гарри, Рон и Эрмиона пришли как раз к началу урока, когда колокол уже прозвонил, но Снейп почему-то задерживался. Вдруг сзади них послышался ехидный голос Драко Малфоя:

— Эй, Поттер! Ты что — решил подражать Буго Шеланцу из группы «Порченные колдуны»?

— Да! — досадливо протянул Рон, — а я-то тут недавно думал, что-то его давно слышно не было! Вот и накаркал!

— Что тебе надо, Малфой? — резко спросил Гарри, обернувшись к Драко, за спиной которого тут же выросли Крабб и Гойл.

— Чтобы ты подстригся, Поттер! — за Малфоя ответила мопсоподобная Панси Паркинсон, гадко хихикнув.

— Гарри! — жарко зашептал ему на ухо потрясенный голос Рона, — Гарри! У тебя… у тебя грива растёт!

Гарри в первую секунду не дотумкал до смысла происходящего, а потом быстро ощупал затылок и, с сосущим чувством в животе, обнаружил, что там и вправду невесть откуда появились шелковистые волосы, явно доросшие ему до плеч.

— Под блондинчика решил нарядиться? — неудержимо загоготал Малфой, заглушаемый ржанием Крабба и Гойла, — думаешь, так тебя больше девочки любить будут?

— А ты, наверное, решил завоевать их внимание прямо сейчас? — оборвала его Эрмиона, яростно выступая вперёд, — ведь нет ничего проще, чем нагрубить другому, правда?

Малфой позеленел от возмущения и открыл рот, чтобы выразить свое внутреннее «Я», но Гарри не дал ему высказаться. Он быстро справился с «волосами» с помощью своей палочки и палочки Рона, после чего снова глянул на раздувшегося Малфоя:

— Пойдём, Эрмиона, — удержал он девушку за локоть, — не надо. Малфой очень любит позорить других, а сам для своей семьи — не меньшее позорище! Подумать только! — как же он будет бороться против магглорожденных колдунов, если сам не может связать толком и двух заклинаний? Люциус Малфой явно не может передать сыну дела…

Произнося последние слова, Гарри уже отвернулся, как вдруг услышал позади себя вопль Алатиэль:

— Гарри, берегись!

Но было уже слишком поздно. Светящийся луч прошелся по щеке Гарри и мальчик почувствовал, что по шее уже ползет вниз тонкая теплая струйка.

— Ну, Малфой, — постарался, как можно беззаботнее, проговорить Гарри, оборачиваясь, — сколько тебя помню, ты вечно промахиваешься!…

Но он не успел сделать и шагу: Алатиэль бросилась к Малфою и сильно треснула его по голове с криком:

— Ах ты, дрянь!..

Взбешённый и ошарашенный внезапной атакой Драко увернулся от следующего удара и толкнул девушку так, что она упала. И тут по коридору пронёсся изумленный вздох: падая, Алатиэль неловко приземлилась, и её всегда аккуратно причесанные волосы сбились. Из-за длинных русых волос проглянули уши — необычные уши, они были странно удлинены и устремлялись вверх, заканчиваясь острыми уголками. Малфой на секунду ошарашено застыл, как и все вокруг, а потом разразился противным скользким смехом. Алатиэль как-то съёжилась на полу и вдруг заплакала, когда Гарри помогал ей подняться.

— Что? — ещё пуще заржал Малфой, явно наслаждаясь чужим горем, и особенно обрадованный изумлённым и одновременно очень обеспокоенным выражением лица Гарри, — не получилось скрыть? Ах ты, несчастная дура! Теперь-то уж все узнают, что…

— Не смей! — вдруг прервал его дрожащий высокий голос.

Из-за спин ошеломленных пятиклассников быстро захромал Мериадок Малфой, невесть как здесь оказавшийся.

 — Не смей ничего! — заорал он на брата, сгорбившись перед ним и оттого показавшись всем ещё более маленьким и жалким, — она… она хорошая! Она мне помогает!..

Драко Малфой в свою очередь остолбенел и только вбирал глазами фигурку Мериадока, по―рыбьихватая воздух ртом. Крабб, Гойл, а заодно и Панси Паркинсон пребывали в полном столбняке и не могли вступиться за своего предводителя. Алатиэль рыдала на плече у Гарри и вдруг с криком вырвалась и побежала по коридору. Гарри хотел, было, последовать за ней, но Эрмиона удержала его, со словами «не надо, ты сделаешь только хуже, лучше потом».

— Что ты здесь забыл?! — дико выдавил, наконец, из себя Драко, сверля брата уничтожающим взглядом.

— Тебя искал! — дрожащим, но очень упрямым голосом ответил Мериадок, после чего Малфой, как будто что-то припомнив, явно призадумался над следующими своими словами.

— Что ещё тут происходит? — вопросил холодный слегка хрипящий голос Снейпа прямо из-за Гарриной спины.

Ответом Снейпу, разумеется, было молчание ещё не пришедших в себя ребят, поэтому он начал делать вслух собственные выводы из увиденного.

— Значит, Поттер снова привлекает к себе внимание? — ехидно прошипел он, потирая руки, — что ж! Раз Поттер не способен нормально дождаться урока, пока преподаватель отсутствует на совещании, — десять баллов с Гриффиндора! А теперь все в класс и быстро! Ты что здесь делаешь? — повернулся он к Мериадоку и вскинув на него руки, как большая чёрная обезьяна, — у первоклассников сейчас Заклинания, а ну, марш туда! Ещё десять баллов с Гриффиндора!

Но Гарри его уже плохо слушал.

— Что такое со всеми? — зашипел он на ухо Эрмионе, стоявшей с каким-то прибитым видом.

Девушка только открыла рот, чтобы что-то сказать, как её остановил голос Снейпа, похоже, вошедшего во вкус при снимании баллов с ненавистного ему колледжа.

— Ах, Поттер и Грейнджер считают, что мои слова к ним не относятся? Прекрасно!! И Поттер, утри, наконец, кровь или что у тебя там!.. Ещё пять баллов с Гриффиндора!

— А не подавитесь?! — неожиданно свирепо выпалил Невилль, высовываясь из открытой двери кабинета Зельеделия.

Снейп до того остолбенел от такой наглости, что даже не нашёл в себе сил выговорить, сколько количество баллов, снимаемых с Гриффиндора. Он только замахал руками, загнав ребят в кабинет, как кухарка — куриц, и, схватив Гарри за плечо, провёл его через весь класс и посадил прямо перед своим столом.

Весь урок мальчик просидел как на иголках, а вот Снейп, похоже, наслаждался всеобщим пришибленным настроем и яростно критиковал противоядия Гриффиндора на радость слитеринцам. Зато, после того, как прозвенел колокол, уже ничто не могло удержать Гарри на стуле. Впрочем, его примеру, не обращая ровным счётом никакого внимания на разгневанные вопли Снейпа, нёсшиеся вдогонку, последовали все ученики, повскакав из-за столов и с гомоном покинув подземелье.

— Что это со всеми? Почему у Алатиэль такие уши? Почему она плакала? — сразу же засыпал вопросами друзей Гарри, отлично понимая, что многого не знает о колдовском мире.

Эрмиона только устало мотнула головой, а вот Рон, похоже, вышел из оцепенения окончательно и теперь горел желанием рассказать все миру.

— Эльфийка! — торжественно изрёк он, поднимая вверх указательный палец.

Эрмиона раздосадовано глянула на него, потом на Гарри и согласно кивнула головой:

— Да, эльфийка. А ты — что — сразу по имени не догадался? Я-то как-то не расслышала, когда мы знакомились… Но у неё так ярко выражены эльфийские черты, что, по-моему, надо быть слепым, чтобы не понять… — и тут Эрмиона ехидно усмехнулась, а потом добавила, — к тому же, она мне, в итоге, сама всё рассказала, когда я однажды застала её перед зеркалом — она причесывалась, а уши — это самое бесспорное доказательство… Она мне и сказала только из-за этого, никто больше из учеников не знал. Но вообще-то, я и так догадывалась, что она не простая девушка, а эльфийка.

— Что? — не понял Гарри, — так эльфы… они ж… маленькие такие, уродливые немного…

— Не путай с домовыми эльфами! — досадливо замахал руками Рон, — они — одно, а это — оно ж другое! Эльфы и домовые эльфы — они… совсем разные существа. Хоть и родство между ними тоже сильное. Мне папа рассказывал, они, то есть обыкновенные эльфы, когда-то в лесах жили, пока люди их оттуда не выгнали. А когда выгнали, стали их теснить и выживать. Да ещё и злились, потому что у тех, кто женился на эльфийках, дети эльфами рождались, а не людьми… А женились тогда на эльфийках много, потому что они все очень красивые. Вот, и под конец уже убивать их стали… — те, кто особенно из себя борцов за «чистую кровь» разыгрывал, — Рон раздражённо стукнул кулаком по рыцарским доспехам, попавшимся на пути, — а эльфы тогда погрузились на корабли и уплыли на Запад, а куда — никто не знает…

— Не все уплыли, — как обычно деловито, и, со знанием дела, перебила Эрмиона, — я читала об этой легенде в истории магии. Там есть версия, что часть эльфов не успела на корабли и осталась здесь. Отчасти потому, что кто-то не успел, а вообще-то, в основном, потому, что люди убивали эльфов прямо перед кораблями, сбрасывали в море и тому подобные ужасы… А потом оставшихся, тех, кто не уплыл, рассеяло по всему Новому свету… И они так и растворились в людском сообществе. Только вот насчёт детей-эльфов от браков эльфиек и людей — это непроверенная информация, — хотя, говорят, что сейчас эльфы до сих пор есть, причём, не только те, кто в силу собственного бессмертия дожили до нынешних времен. Вроде бы, и детей-эльфов тоже много, только по именам и узнаешь: Алатиэль там, Галадриэль, Червен, Серовур и так далее. Да только и обычные люди так своих детей тоже называют…

— Настоящего эльфа ни за что не спутаешь с человеком! — возмутился Рон, — ты слышала, какой у неё голос? Рупора не надо! Да ещё и как связка колокольчиков! И как я сразу не додумался?.. Она — эльфийка, — руку на отсечение!..

— Ох, на твоём месте я бы в таких случаях не зарекалась, — недобро прищурилась Эрмиона, чикая пальцем по локтю, — хотя, в этот раз ты совершенно прав, — она — эльфийка.

— А почему она плакала? — не выдержал Гарри, которого, после всех разъяснений, больше всего волновал именно этот вопрос.

— Понимаешь… — замялся Рон, — эльфы вообще-то очень мстительные стали после всего, что люди с ними творили. Многие из них и погибли в итоге из-за того, что пытались отомстить за предков. И… вообще-то считается, что большинство эльфов — немногим лучше гигантов, — признался он, наконец.

— Алатиэль совершенно неопасна! — воскликнул Гарри, сгорая от возмущения.

— Да и мы знаем, что она замечательная девушка! — кивнула Эрмиона, — и многие знают, и ни за что не изменят к ней отношения только потому, что она — эльфийской породы. Но такие, как Малфой, не успокоятся, пока не замучают её…

— Главное, чтобы в Гриффиндоре приняли новость нормально, а дальше мы её поддержим, ― задумчиво выронил Рон.

Как оказалось, поддержка Алатиэль действительно была необходима. Несколько дней сряду после злополучного Зельеделия она рыдала в спальне пятиклассниц, не выходя оттуда. Эрмиона только приносила в общую гостиную тревожные новости, но сама абсолютно ничего не могла сделать для того, чтобы успокоить несчастную эльфийку. В результате, весь Гриффиндор собрал посольство и отправил его в спальню девочек. Зарёванную Алатиэль, с жутко красными, но всё равно не потерявшими своего зелёного цвета, глазами, долго убеждали в том, что для гриффиндорцев абсолютно не важно то, какого она происхождения. А Фред Висли даже подарил ей в знак дружбы особую жвачку, которая сразу же залепляла рот насмерть.

Когда взаимопонимание было достигнуто в самом Гриффиндоре, Алатиэль решилась ходить на уроки. По школе её вызвались сопровождать Лаванда Браун и Парватти Паттил, чтобы оградить эльфийку от ненужных расспросов или — хуже того — неуместных выпадов со стороны Драко Малфоя и ему подобных. Между тем, Драко явно наслаждался испуганными взглядами Алатиэль, когда с ней здоровался кто-то из параллельных колледжей, и не упускал случая крикнуть через переполненный коридор: «Скоро и тебя сбросят в море, как и твоих прародителей, Бэллер!». Дело кончилось тем, что ни Равенкло, ни Хуффльпуфф ничуть не изменили своего отношения к Алатиэль и всё время за неё вступались, а Слитерин просто гудел негодованием и злобой. В итоге, Гарри и Рон уже начали готовиться набить Малфою физиономию, но их от этого отвлекла необходимость испробовать результаты выпитого зелья.

Эрмиона настояла на этом, потому что всё сроки, указанные в рецепте, давно уже прошли, а, после всего того, что им пришлось выстрадать ради приготовления зелья, никому не хотелось, чтобы всё пропало впустую. Гарри, который к тому времени окончательно убедился в том, что шок, испытанный Алатиэль тогда, когда раскрылось её эльфийское происхождение, прошёл, дал своё согласие.

Механхольная Миртл встретила ребят у туалета наимокрейшим приветствием: — А! — обличающе захлюпала она из своего унитаза, — как просто в гости зайти, так не нужна Миртл! А как испытывать тут ваши превращения — так сразу же, Миртл, — жди гостей! Туалет мой вам нужен, а не я, вот что!

— Ну, Миртл! Ты совершенно не так нас поняла… — попытался, было, оправдаться Гарри, но Рон прервал его:

— Ты совершенно права, Миртл! Нам нужен только твой туалет!

Миртл, только что высунувшая с надеждой голову из своего унитаза, отчаянно взвизгнула и ласточкой впрыгнула обратно, обдав Гарри брызгами.

— Ну, зачем ты так! — укорила Рона Эрмиона.

— А! — отмахнулся тот, — сколько можно это терпеть? Теперь она хотя бы на минут пять отстанет!

— Ладно, — вынужденно отступилась Эрмиона, в последнее время тоже подуставшая от завываний туалетного привидения, — Сириус сказал, немного выгнуться назад, а потом представить себе картинку… Посмотрим…

С этими словами девушка немного изогнулась, закрыла глаза и… Не прошло и секунды, как на её месте уже стояла серая пушистая кошка, с нежной мордочкой, белыми носочками на лапах и вздыбленной шерстью на голове, совсем как волосы у Эрмионы. Гарри с Роном в немом удивлении уставились на кошку, потом перевели взгляд друг на друга, а потом — снова на кошку. Та игриво мурлыкнула, выгнулась и, спустя долю секунды, Гермиона уже радостно смеялась, глядя на ошарашенные лица мальчиков.

— Я.. я тоже хочу! — в бешеном экстазе завопил Рон.

Он прогнулся и тоже закрыл глаза. Хоп!

— Ой! — только и сказали Гарри с Эрмионой.

С лёгким щелчком Рон превратился в большую рыжую сову, такую же рыжую, как и его огненные волосы. Сова восторженно заухала, неловко взмахнула крыльями и криво взмыла под потолок туалета, оторвав от земли… ноги в хогвартских ботинках… Потом, сделав круг, она села на пол и начала странно извиваться, беспокойно вскрикивая. Гарри и Эрмиона обменялись недоумевающими взглядами и, наконец, Эрмиона догадалась:

— Он не может превратиться обратно!

В подтверждение её слов, рыжая сова громко заухала и, с расширенными от ужаса карими глазами, засучила собственными ногами.

— Успокойся, сосредоточься! — начала гипнотизировать друга Эрмиона, — вспомни какой-нибудь приятный момент своей жизни, попытайся сосредоточиться на собственном образе… Боже мой! — вдруг не выдержала она, — ну это же так просто, чего там!

Сова раздражённо ухнула, сощурившись на неё, и уселась на плече у Гарри: не к месту оставшиеся ноги вдруг исчезли. Неожиданно Гарри ясно ощутил, что его правое плечо устремляется вместе с остальным телом к каменному полу туалета: Рон все-таки превратился обратно, но и не подумал убраться с плеча. Когда оба мальчика с грохотом шлёпнулись на пол, Эрмиона пронзительно захохотала и схватилась за живот.

— Ой, уморили! — смеялась она, обессилено прислоняясь к двери кабинки, — вот зрелище-то!

— Посмотрел бы я на тебя. Если бы тебе угрожала перспектива на всю жизнь остаться двуногой совой в ботинках! — хмуро буркнул Рон, помогая Гарри подняться с пола.

— В любом случае, существует пара заклинаний, с помощью которых можно заставить анимага принять человеческий облик! — заверила его Эрмиона и повернулась к Гарри, — Ну, теперь — ты давай, покажи нам симпатичного единорога!

— Ага! — с дрожью в голосе отозвался Гарри, уже умудрённый неудачами Рона.

Мальчик тихо кашлянул, отошёл подальше от друзей, прогнулся назад и стал думать о единороге. Ему показалось, он думал целую вечность, но, когда он открыл глаза, то увидел, что ровным счётом ничего не произошло. Рон и Эрмионой удивлённо смотрели на него.

— Ну, что же ты! — нетерпеливо набросилась на Гарри девушка, — это же совсем не сложно! Давай, представь себе единорога — и все!

Гарри раздражился ещё больше и снова начал представлять себе единорога. Ничего не выходило. Мальчик с досадой мысленно пнул себя. И о чём он только думал тогда, когда пил зелье? Почему у друзей всё в порядке, а он не может превратиться? И вправду, о чём он только думал! Минуточку! — Гарри начал перебирать в памяти все тогдашние мысли, — зелье, Миртл, единорог, Трелони, Сириус… Вдруг мальчик почувствовал сильнейшее жжение во всём теле. Ноги как будто приросли к полу, а сам он неожиданно понял, что становится всё меньше и меньше. Все ощущения исчезли в одну секунду так же быстро, как и появились. Гарри открыл глаза и первое, что он увидел, насмешило его до глубины души. Рон и Эрмиона, отвесив челюсти, таращились на него, как будто бы он только что превратился в нечто очень непонятное. Гарри перевёл глаза с друзей на собственные ноги. Ног не было. Вместо них были… лапы. Большие, мощные, чёрные когтистые лапы. Ужаснувшись увиденному, Гарри вдруг почувствовал, как что-то ткнулось в него сзади. Он повернул голову, но увидел только длинную чёрную спину. И вдруг из-за этой спины выплыл… огромный, как веник, чёрный хвост — трубой. Гарри почувствовал себя очень нехорошо — во что он превратился?! Рон с Эрмионой хранили напряжённое молчание. Поскольку ждать от них разъяснения ситуации было явно бесполезно, Гарри двинулся к луже, которая уже успела натечь из унитаза Миртл, и, с сосущим чувством в желудке, заглянул в неё. Нельзя сказать, что увиденное напугало его, нет, просто он живо отпрянул от лужи и, спустя несколько секунд, заглянул в неё снова, пытаясь убедить самого себя в том, что ему это просто померещилось. Но это было не видение. Из полупрозрачной лужи на него смотрело искаженное отражение большого лохматого чёрного пса, с горящими зелёными глазами и острыми, как бритва, зубами.

— Да… — только и нашёлся он, что сказать, но вместо слов изо рта вылетело странное бурчание, больше походившее на рык.

— Гарри, как же так?.. — изумлённо пролепетала Эрмиона, — ты… ты же собирался… в единорога…

Гарри сердито мотнул головой. А что — он и сам знает, что хотел превратиться в единорога! Только вот как это вышло? Он уже хотел сообщить, что думает по этому поводу, друзьям, но изо рта снова полились совсем чужие звуки, точнее — громкий лай, от которого и Рон, и Эрмиона отшатнулись в самый угол туалета. Лай был таким громким, что даже Миртл снова показала заплаканное лицо из унитаза и раздражённо спросила:

— Кто привёл сюда собаку?

— А вот сейчас узнаешь, кто! — развернул к ней голосовой аппарат Гарри.

— Ой!

Миртл вскрикнула и, с исказившимся от ужаса лицом, снова нырнула в унитаз. Гарри ещё раз попытался повернуться вокруг собственной оси, чтобы получше себя рассмотреть. Он скосил глаза к переносице и заметил, что возле носа чёрная шерсть смешалась с белой, — видимо, это были те самые характерные отметины, всегда остававшиеся у анимагов, носящих очки. Гарри выгнулся, закрыл глаза, представил себе худенького высокого мальчишку с растрёпанными волосами и тут же заверил Рона и Эрмиону:

— Я совершенно не представляю себе, как это вышло!

— То есть, как — не представляешь? — не поверил Рон.

— Так и не представляю! — огрызнулся Гарри, — наверное, я, когда пил зелье, всё-таки не вовремя подумал о Сириусе, — вот и превратился… как он, в собаку!

— А… а единорог? — тупо уставилась на него Гермиона.

— Да какой единорог! — взорвался Гарри, который не знал — плакать ему или смеяться от той шутки, которую выкинуло с ним анимазелье, — как я могу теперь превратиться в единорога, если вы уже видели собаку?! Ну, вот, показываю! Представляю себе единорога!

Он ещё раз прогнулся, представил себе картинку Эрмионы и вдруг с ужасом ощутил, что жжение в теле вновь появляется. Не успел он и слова сказать, как изо рта уже вырывалось испуганное ржание. Судя по лицам друзей, перед ними возник такой аномальный факт, что это было уже чересчур, чтобы понять или что-то сказать.

Гарри подцокал к Миртлиному унитазу, дико оглядел себя в ту же самую лужу и, с неудержной дрожью во всех суставах, заключил, что из лужи на него смотрит красивый рогатый конь, с золотистыми расцветами вокруг зелёных глаз. Он отшатнулся назад и смёл на сторону раковину, совершенно не рассчитав траектории отхода.

— Нет, ну это совсем что-то экстраординарное! — выдохнул он секунду спустя, когда снова предстал перед друзьями в человеческом облике.

— Н-не м-мож-жет быть! — тихо ахнула Эрмиона, — не бывает сразу двух перевоплощений! Анимаг может превращаться только в одно животное!

— Ага! — мрачно буркнул Гарри, совсем не обрадованный собственной неординарностью, — а я, похоже, опять нарушил все естественные законы!..

— Да нет, послушай! Это здорово! — расхохотался Рон, — ты теперь побьёшь все известные рекорды! Ты же — уникум!

— Ну-ну! — протянул Гарри, — а тебе бы понравилось вместо одного превращения испытать вдруг целых два?

Впрочем, здесь Гарри уже начинал лукавить: конечно, он ещё не отошёл от пережитого шока, но уже понимал, как ему повезло. Он вдруг со всей ясностью осознал, что второй анимализм поможет исключить минусы первого, и — наоборот. Единорог — очень большое и заметное животное, за которым, к тому же, ещё и ведётся охота? Отлично! Значит, по открытому пространству можно передвигаться в обличии собаки! К тому же, Гарри неожиданно представил себе удивлённое лицо Сириуса, когда он скажет ему, что тоже может становиться огромным псом… необычайное блаженство и спокойствие вдруг разлились по всему его телу, и Гарри весело глянул на друзей, которые просияли в ответ.

— Ну, что ж, — радостно констатировала Эрмиона, — у нас всё получилось! Теперь мы с вами — стопроцентные анимаги!

— Ага! — воскликнул Рон, — слушайте! А вы не думаете, что нам бы неплохо было придумать себе прозвища? Ну, я имею в виду те, которыми мы могли бы называть друг друга, когда кто-то из нас — человек, а кто-то — зверюшка!

— Действительно, — возбуждённо вскричала Эрмиона, — чем мы хуже Сириуса, твоего отца, Гарри, и Люпина?

— У кого какие идеи? — поинтересовался Гарри, которому идея Рона тоже понравилась.

— Ну-у, — протянул Рон, — я думаю, мне вполне подойдёт прозвище, вроде, Клюв… нет, лучше что-нибудь такое, отличное от обычных кличек сов…

— Хм… Придумала! — вдруг радостно завопила Эрмиона, — ты — Ухоклюв!

— Звучит неплохо, — одобрил Рон, и Гарри тоже кивнул.

— А я решила… ну, раз я взяла волосок у Косолапсуса… почему бы не переиначить его имя, как вы думаете? — замялась она.

Рон от души ухмыльнулся и этим вогнал Эрмиону в краску.

— Говорил я, что будет Косолапсусу подруга! — саркастически бухнул он, не обращая внимания на то, как Эрмиона медленно звереет, — Косолапка — это лучшее, что можно придумать!

— А что? Мне нравится! — неожиданно твёрдо заявила девушка, поджав губы и вздёрнув нос, совсем как профессор МакГонаггл, когда ей кто-то перечил.

— Отличное прозвище! — пресёк Гарри готовившуюся разгореться ссору: Рон бухнул прозвище совершенно не думая о результатах и теперь пытался оспорить собственное авторство, — а вот мне даже ничего и на ум-то не приходит… Ведь у меня не одно, а два превращения…

— Единорог и собака… — нахмурился Рон, пытаясь что-нибудь сообразить.

— Шерсть и грива! — неожиданно воскликнула Эрмиона, — шерсть и грива!

— Шерстогрив! — догадался Гарри и даже удивился, насколько подсказанное Эрмионой прозвище пришлось ему по душе.

— Почему бы и нет? — обрадовался Рон.

«Действительно, а почему бы и нет?» — подумалось Гарри, и он уже вслух сказал, — Идёт, буду Шерстогривом!

Обрадовавшись тому, что всё так хорошо закончилось с анимазельем и тому, что прозвища каждому понравились и подходили идеально, ребята залились громким счастливым смехом и гуськом покинули туалет на втором этаже, не обращая никакого внимание на обидчивые всплески в унитазе.