Глава 4. Картины и вино
Когда этот замечательный день склонился к вечеру, компания разошлась не на шутку. Было зачитано письмо от Фреда Уизли, в котором он сожалел о том, что оказался лишенным возможности поучаствовать в пикнике, и просил «передать привет нашему белокурому другу и спросить, не желает ли он вложить средства в производство «Хорькового хавчика» — нового продукта хохмазина близнецов Уизли».
Драко спокойно отнесся к своей новой роли подопытного кролика (точнее, подопытного хорька) семейства Уизли, но содрогнулся, услышав предложение Рона сыграть в новую игру. Каждый из игроков, когда наступала его очередь водить, выбирал одну из картин, во множестве развешанных на стенах дома Джинни, после чего остальные рассказывали истории, связанные с выбранной картиной. Ведущий должен был угадать, правдивы они или нет. Не угадавший выпивал бокал вина (Молли Уизли забрала Сириуса и Элизабет в детскую, дабы не смущать их неокрепшую психику зрелищем не в меру развеселившихся взрослых).
…Джинни, которая водила в предыдущем туре, была уже слегка навеселе. Внешне это выражалось в том, что ее карие глазки стреляли во все стороны чуть более игриво, чем обычно. Коль скоро она такая непосредственная на пороге тридцатилетия, мысленно отметил Драко, то в юности она, несомненно, была сущим наказанием — в хорошем смысле слова. Он вновь ощутил слабый укол застарелой зависти к Гарри Поттеру — бывшему врагу, бывшему другу, бывшему напарнику. Загнав несвоевременные мысли обратно в глубины подсознания, Драко попытался сосредоточиться на игре, тем более что очередь водить перешла к Патрисии, а говорящая Патрисия Де-Портер представляла собой зрелище куда более редкое, чем лунное затмение.
— Я давно хотела узнать, как был сделан этот снимок, — она указала на висящую на стене фотографию в рамке — магловскую фотографию, странную в своей неподвижности. Изображение на снимке, отнюдь не магловское, только добавляло в эту странность дополнительную жутковатую нотку.
Все посмотрели на фотографию, хотя каждый из них, как и большинство обитателей магического мира, видели ее бесчисленное множество раз. На фоне полуразрушенного западного крыла Поместья Малфоев стояли тесной группой Драко, Гарри и Джинни. Справа от Джинни расположилась Гермиона, а слева от Драко сидел на корточках Рон. Все смотрели прямо в объектив, за исключением Рона, который разглядывал валявшийся на земле предмет серебристого цвета. К счастью для многих из тех, кто видел фотографию, ее качество не позволяло заметить, что это на самом деле была серебряная человеческая рука.
Драко держал магический жезл, чуть отставив руку в сторону. Перед Гарри был воткнут в землю меч Гриффиндора. Волосы Джинни спутались, а ее лицо украшали темные полосы копоти. Волосы Гермионы, казалось, наоборот, распрямились. Выглядящая до странности хрупкой и обессиленной, она стояла с волшебной палочкой в опущенной руке, и только свирепое выражение широко распахнутых глаз давало понять, что с маглорожденной ведьмой шутки плохи.
Всех пятерых — с ног до головы — покрывала грязь и запекшаяся кровь, своя и чужая. Никто не улыбался, но на лицах явственно читалось выражение спокойной уверенности. И лишь в глазах Драко сквозила затаенная грусть.
— Рутина трудовых буден, — пробормотал Рон, но полностью скрыть свою гордость ему не удалось. Штурм Поместья Малфоев и захват Питера Питтегрю (за вычетом серебряной руки, отсеченной Гарри в ходе весьма зрелищного фехтовального поединка) не только сделали этот день незабываемым, но и привели к окончательному оправданию — увы, посмертному — Сириуса Блека, к которому, несмотря на официальную реабилитацию за несколько лет до того, большинство магического мира продолжало относиться с подозрением.
Джинни взглянула на фотографию, затем на Патрисию и улыбнулась:
— Я просто обожаю этот снимок. Он — единственный, где изображена наша великолепная пятерка за работой. Мы редко участвовали в операциях все вместе, к тому же одно из основных правил авроров — никогда не стоять слишком близко друг к другу, чтобы враг не мог поразить несколько человек одним проклятьем… Но вернемся к фотографии. В момент, когда она была сделана, в Поместье уже вошла группа поддержки, которая занялась снятием проклятий и обеспечением безопасности. Так что мы могли расслабиться и осматривать достопримечательности… то есть, развалины. Там оказался один магл, которого держали в подземелье и время от времени подвергали пыткам — обычное развлечение упивающихся смертью. Где он раздобыл фотоаппарат, выяснить так и не удалось… Конечно, по протоколу надо было бы стереть маглу память, но оказалось, что у него есть родственники-маги, и он знает о существовании нашего мира. Мы выкупили снимок, и я не сомневаюсь, что фотограф остался доволен отчислениями, полученными после того, как фотографию перепечатало большинство магических газет всего мира…
— Четырежды, — продолжил рассказ Драко, — министерство посылало авроров в дом моего отца с постановлением о конфискации и трансфере. Четырежды отцу удавалось отбить атаку…
Собравшиеся не нуждались в пересказе прекрасно известной им истории о том, как магический суд, заочно судивший Люциуса Малфоя, признал его виновным в различных преступлениях и постановил конфисковать все имущество в пользу его законопослушного сына. Гарри видел своеобразную иронию в том, чтобы разорить Люциуса, обогатив в процессе Драко: оставив ряды сторонников Волдеморта, тот жил на одну зарплату, так что Фред и Джордж любили шутить на тему превратностей судьбы, «сделавшей Малфоя беднее Уизли». Не то чтобы Уизли все еще оставались бедными — об этом позаботились сами близнецы с их деловой хваткой. Но Гарри отлично знал любовь своего друга к «красивой жизни» и понимал, что тот весьма обрадуется, получив наследственное состояние и родовые земли. И Драко никогда не позабыть, как Гарри обнажил меч и проворчал: «Ну что? Пойдем и вернем Малфою его деньги?..»
— Я думаю, отец понял, что крупно влип, уже в тот момент, когда присутствующий здесь мистер Де-Портер, — Драко указал на Эдвина, который с отсутствующей ухмылочкой рассматривал свои туфли, — возник перед воротами Поместья с привязанным к шесту плакатиком, на котором был отпечатан ордер…
— Да, что ни говори, а в судебной должности есть свои преимущества. На мою долю выпала непыльная часть дела, а настоящая работа досталась вам, детки, — Эдвин не стал упоминать, как переживал за друзей, зная, что они имеют немаленькие шансы получить ранения или погибнуть при штурме Поместья. Тот день остался в его памяти одним из тех крайне редких моментов, когда он испытывал благодарность по отношению к министерству магии. Понимающий судья назначил Эдвина судебным исполнителем в деле Малфоев, зная, что ему очень хотелось находиться рядом с друзьями, чтобы в случае необходимости помочь им. Эдвин не сильно огорчался, сменив карьеру аврора на должность присяжного поверенного — этот слегка старомодный термин у магов означал не только адвоката, как у маглов, а и еще несколько категорий служащих судебной системы. Между прочим, Эдвин в течение нескольких лет действительно проработал адвокатом, часто — по иронии судьбы — защищая обвиняемых в преступлениях, связанных с темной магией… Если Эдвин и жалел о чем-то из своей прежней жизни, то только о чувстве боевого братства, которого у служителей Фемиды не найти.
— Вкратце расскажу остальное: пока мои мальчики, — Джинни не нужно было объяснять, что так она называет Гарри, Рона и Драко, — мочили козлов по сортирам, те из нас, кто не живет по принципу: «Сила есть — ума не надо», — взгляд, брошенный на Гермиону, сопровождался глухим стоном закативших глаза мужчин, — старались, чтобы те не сильно пострадали в процессе. К Драко вернулся его домишко, а Тот-Кто-Не-Имеет-Даже-Зарплаты остался без основного источника финансирования. Честно говоря, мы и сами не подозревали, насколько сильный удар нанесли по упивающимся смертью. Впрочем, неудивительно: легко понять, что Волдеморт не может пойти на биржу труда за пособием по безработице — представляете себе запись в его резюме: «Безработный темный властелин»? Последняя фраза, кстати, принадлежит моему брату, как и вся блестящая идея, так сказать, наведения порядка в финансах Волдеморта… Придется признать, что Ронни не настолько безнадежен, как мы все привыкли думать за годы его учебы в Хогвартсе…
Джинни улыбнулась брату, вспомнив, как в свое время все потешались над его навязчивым бормотанием: «Следите за деньгами… Следите за деньгами…» Даже Драко долго не мог понять масштабных рассуждений Рона на тему того, насколько капитал Малфоев помогает Волдеморту. Только Рон смог уразуметь простой факт: если кислородом для раскинутой Волдемортом сети упивающихся смертью и прочих его пособников является террор, то кровью ей служат галеоны. Они позарез необходимы для смазки колес коррумпированного официоза, взяток нужным людям, исследований в области темной магии, а также для прочих неблаговидных дел… Именно Рон добился-таки выдачи ордера, несмотря на то, что конфискации имущества не производились в магическом мире уже несколько столетий (это выяснила Гермиона, изучившая огромное количество древних судебных прецедентов). Подытожим: потеря денег и, соответственно, влияния Малфоя оказалась тяжким ударом по Волдеморту, хотя самому Люциусу и удалось улизнуть из Поместья во время штурма.
Патрисия взглянула на Джинни и улыбнулась:
— Конечно, следовало бы назвать эту историю правдивой, но я в любом случае собиралась выпить, — она налила себе очередной бокал вина.
Эдвин склонился к жене и театральным шепотом произнес:
— Ты пытаешься напиться, чтобы легче было вытерпеть меня?.. — Патрисия не ответила, лишь вновь наполнила бокал вином и поднесла к губам мужа.
Джинни посмотрела на них, в очередной раз констатировав, что Эдвин Де-Портер и Ремус Люпин оба ухитрились жениться на девушках, которые были полными противоположностями мужьям. Патрисия — тихая, мягкая и замкнутая — всегда вела себя с изящным достоинством, иногда мешающим людям сблизиться с ней: до тех пор, пока они вдруг не обнаруживали, какой же заботливой и открытой является она на самом деле. Ремус, с другой стороны, потряс всех фактом своих отношений с Эвелин Клируотер. Тихий оборотень и яркая блондинка, раздражительная и шумная, с телом двадцатилетней в свои сорок пять, — о них волшебный мир судачил неделями. Проказы страстной ведьмочки настолько не соответствовали сдержанному характеру Ремуса, что многие считали этот брак всего лишь ширмой с целью положить конец постоянно циркулирующим слухам о его не совсем традиционной ориентации… Однако Джинни видела восхищение в глазах Ремуса, постоянно следивших за каждым движением жены. Она прекрасно знала и это восхищение, и этот взгляд — именно так всегда смотрел на нее Гарри… Жаль, Люпин не смог присутствовать сегодня здесь — Джинни была уверена, что вечер ему бы понравился.
Из состояния задумчивости Джинни вывел голос Гермионы — та предлагала продолжить развлечения в городе и посетить кинотеатр. Рон, с легкой руки жены пристрастившийся к магловскому театру и кинематографу, не нуждался в уговорах, а наоборот, сумел заразить своим энтузиазмом остальных. Джинни, мать которой должна была возвратиться сегодня в Нору, с досадой поняла, что не сможет пойти со всеми… Неожиданно спасение пришло к ней в лице Драко Малфоя:
— Почему бы вам не взять с собой Джинни? Ей тоже полезно изредка выбираться на люди. А я присмотрю за детьми, если, конечно, миссис Поттер не возражает, — последнюю фразу он сопроводил вопросительным взглядом, и все сомнения в уместности этого предложения испарились при виде выражения радости на лице Джинни.
— Драко… ты уверен? Каждый из них может быть сущим наказанием, а уж вдвоем…
— Иди развлекайся. Можешь прийти домой поздно, но много не пей и не позволяй Рону напиваться… Ступайте.
— Значит, договорились, — Рон, как обычно, принял руководство на себя. — Тогда отправляемся.
Когда молодежь и сопровождавшая их Молли Уизли выходили из дома, Джинни обернулась и беззвучно, одними губами произнесла «спасибо». Драко улыбнулся и помахал рукой. Он надеялся, что Джинни неплохо проведет время, а сам пока собирался посидеть и почитать в тишине — Молли уже давно уложила детей спать…
Драко повернулся и понял, что надеждам на спокойный вечер не суждено сбыться. С ангельским выражением на лицах в центре кухни стояли в пижамах Сириус и Элизабет Поттер. Драко тут же понял, что его ждут большие неприятности — он слишком хорошо знал Уизли, Поттеров и ангельские личики, служащие обычно прелюдией к всевозможным проблемам.
— Ну? — вздохнул Драко. — Чем собираетесь заняться, деточки?
— Мочи дядю Драко! — воскликнул Сириус, и оба ребенка бросились вперед, на застывшего с широко распахнутыми глазами белокурого няня…
