Глава 7. Репортер
— Джинни, участие этих людей в нашем плане может привести к тому, что их имя будет публично опозорено, — а мы даже не сможем объяснить причину. Им придется стать слепыми исполнителями, — Рон сопроводил эту фразу пристальным взглядом на сестру.
— Что ж, думаю, нам понадобится настоящий рыцарь без страха и упрека!
— Значит, Драко определенно не подойдет, — улыбнулся Рон.
— Я действительно не гожусь на эту роль, но только по другой причине, — мрачно заметил Малфой. — Чтобы это все сработало, люди должны поверить…
— Знаю-знаю, повторять не нужно! — перебил Рон. — Я весь вечер пил, и мой желудок может не выдержать… — Драко и Джинни переглянулись.
— Рон, я думаю, наш единственный путь — убедить всех в моей любви к Драко. У тебя есть идея получше?
— Да нет. Хотя… Почему мы не можем представить дело так, будто заболел я?
— Потому что все знают, как хорошо Уизли умеют хранить секреты. Если бы мы решили создать камень для спасения от смерти кого-то из своих, то смогли бы держать все в тайне. А добавление Драко как раз и внесет некую хаотичность, и тогда утечка будет казаться правдоподобной.
— Да уж, это будет весьма хаотично… Все-все, я умолкаю, не то по шее получу и подвиг свой не совершу!.. Впрочем, подвиги надо будет совершать не мне, а этому вашему рыцарю без страха и упрека — кстати, кто же он?
— Колин Криви, — без малейшего промедления откликнулась Джинни.
— Черт. Отличный вариант. Думаешь, он сделает это? — Драко первым смог нарушить молчание, повисшее после слов Джинни.
— Да.
— Почему? — коротко спросил Рон.
— Он хороший парень.
— Парень?.. — хмыкнул Драко.
— Я знаю, ты никогда не был о нем высокого мнения… — Джинни легонько ткнула того локтем в живот.
— Он был прекрасным способом досадить твоему мужу, — Драко и по сей день испытывал приливы нежности, вспоминая школьные стычки с Поттером.
— …но он проявил себя настоящим другом… после смерти Гарри, — закончила Джинни.
— Другом? — удивленно переспросил Драко.
— Да, другом. Ну, ты, наверное, слышал это слово — оно обозначает человека, с которым можно поговорить, на которого можно положиться…
— Положиться? — теперь заулыбался Рон. — На Колина?
— Да, на Колина.
После этих слов Драко поднялся и провел руками рядом с Джинни.
— Э-э, Малфой, могу ли я поинтересоваться, что ты делаешь с моей сестрой?
— Проверяю, не находится ли она, часом, под воздействием Империо: должно же быть логическое объяснение ее поведению.
— Драко, Рон! — недовольно воскликнула Джинни. — Если вы хотя бы раз в жизни перестанете вести себя по-детски, я все объясню.
— Она права, идиоты, — неожиданно подала голос молчавшая все время Гермиона. — Давайте послушаем, что скажет Джинни.
Мужчины нацепили на лица оскорбленные выражения, но Джинни не обратила на них внимания. Она положила на кофейный столик фотоальбом с единственной колдографией. Рон посмотрел на нее с недоумением, Драко же смертельно побледнел после первого же взгляда в альбом.
Это была не обычная колдография — те способны на четыре-пять секунд движения, не больше. Альбом же казался миниатюрным киноэкраном — действие на нем продолжалось в течение нескольких минут, а затем повторялось сначала.
На колдографии метла Гарри спикировала к трибунам, он подхватил Джинни… Дальнейшее представляло воздушный балет подлинной любви. Выражения лиц, нежные жесты, поцелуи… Перед зрителями словно разворачивалась сжатая версия брака Поттеров — история двух людей, до безумия любящих друг друга.
Драко узнал стадион, а хорошо знакомая спортивная форма Гарри подсказала ему и день съемки — день, который Драко не забудет никогда. Он прошептал — чтобы объяснить Рону, которого в тот день там не было, вернее, он появился, но когда все уже было кончено:
— Товарищеский матч в пользу больницы Св. Мунго. День, когда Гарри… — он не смог заставить себя закончить фразу, да этого и не требовалось: Рон понял с полуслова… Драко взглянул на Джинни: — Это снял Колин? — она кивнула. — Никогда раньше не видел этой записи.
— Никто не видел, только я и Колин, — Драко тихо присвистнул.
— О, Колин… — прошептала Гермиона. Она поняла.
— Прекрасный снимок, — Рон по-прежнему был в недоумении. — Но как из него следует, что на Колина можно положиться?
— Рон, — объяснил Драко, который всегда получал куда больше внимания от прессы, чем остальные, — если бы Колин продал бы эту запись, он стал бы самым знаменитым журналистом в нашем мире, не говоря уже о деньгах — он мог бы запросить за него любую сумму, какую только пожелает. Отдав снимок Джинни, он отказался от славы и богатства…
— Это был мой последний счастливый миг с Гарри, — глаза Джинни увлажнились. — Благодаря Колину этот миг сохранился, и теперь мне есть, что показать Сириусу и Элизабет, когда они спросят об отце… Так что если вы, два идиота, еще раз скажете хоть одно слово!.. — Драко и Рон прекрасно представляли, что может ожидать их в этом случае, и благоразумно промолчали.
Рон еще раз посмотрел на колдографию. Гарри опустил жену на землю, и запись начала прокручиваться с начала — Джинни взмыла в воздух, почти в буквальном смысле на крыльях своей бесконечной любви…
Сама Джинни опять вспоминала тот ужасный день.
Трибуны были битком забиты неистовыми квиддичными фанами. Команда Драко уже зависла в небе, а игроки команды Гарри как раз вылетали, вызываемые комментаторами. Джинни ощутила привычное возбуждение, которое охватывало ее каждый раз, когда над стадионом разносился магически усиленный голос: «И я представляю вам… Поттера!»
Гарри взвился в небеса, и болельщики разразились громкими возгласами. Джинни чувствовала себя очень счастливой — муж занимался тем, что любил, тем, в чем был особенно хорош. И толпа болельщиков приветствовала его не как Мальчика-Который-Выжил, не как героического аврора, а просто как Гарри Поттера, ловца. Джинни знала — квиддич являлся предметом наибольшей гордости Гарри, не считая его семьи. Борьба с темными магами входила в его обязанности, ради этого он, можно сказать, родился на свет. Квиддич же являлся самым большим увлечением Гарри, и он испытывал настоящее счастье, когда его хвалили за успехи в этой области, а не в связи с Волдемортом, упивающимися смертью и прочими кошмарами из прошлого, которые он тщетно пытался забыть…
Игра шла напряженно. Хотя это не был официальный матч квиддичной лиги, каждый из игроков обеих команд являлся звездой высочайшего класса и не собирался уступать — товарищеская игра или нет.
Через десять минут после начала Джинни внезапно заметила, как взгляд Гарри устремился куда-то в сторону. Она подумала, что это очень странно — он никогда не отрывал глаз от поля во время игры. Мгновение спустя, к еще большему ее удивлению, Гарри достал волшебную палочку, направил ее на свое горло, и над стадионом разнесся его голос, усиленный заклинанием Сонорус: «Берегись!!!»
Над полем, теряя высоту и едва не задевая трибуны, пронесся небольшой магловский самолетик. Он врезался в землю чуть в стороне, и Гарри, оказавшийся ближе всех к месту падения, моментально спикировал вниз. Спрыгнув с метлы, он применил Замораживающее заклинание к языкам пламени, пляшущим на обломках самолета. Спустя пару секунд все увидели, как Гарри вынес из огня женщину. Приземлившиеся игроки бросились ему на помощь, и Джинни увидела, как Гарри снова скрылся в пламени в поисках других пострадавших…
Неожиданно раздался оглушительный хлопок, и черный дым скрыл самолет из виду. Охваченная ужасом Джинни увидела, как огонь разгорелся снова. Инстинктивно она поняла, что это пламя имеет иной очаг возгорания, чем замороженное Гарри. Воздух сотрясла мощная взрывная волна — достаточная, чтобы убить всех, кто оказался неподалеку от места взрыва, даже без ужасающей жары, которая, несомненно, должна была создаться в эпицентре.
Джинни закричала и сквозь толпу, бегущую прочь со стадиона, бросилась к Гарри. Хрупкая женщина, она, казалось, не имела никаких шансов пробиться через десятки и сотни мечущихся тел… Внезапно над головой на миг зависла метла, и чья-то сильная рука выдернула Джинни из толпы. Она узнала Эдварда Лазакса, загонщика «Пушек», игравшего и в сегодняшнем матче в команде Гарри. Сильным движением руки он забросил Джинни на метлу позади себя и в один миг преодолел расстояние, отделявшее их от группы волшебников, толпившихся вокруг лежащего на земле обгорелого тела.
Обгорелого… Это безобидно звучащее слово не в состоянии передать весь ужас того, что огонь может сделать с человеком! Зловонный запах ударил в нос, она почувствовала головокружение. Вслед за этим ее сознание разделилось надвое: одна часть сразу же поняла, что на сей раз все абсолютно не так, как в прошлых случаях попадания Гарри в больницы; а другая, деятельная, часть настаивала, что это ошибка, и с ним все будет в порядке, если только она сделает все для того, чтобы помочь мужу… И Джинни попыталась. Она подбежала к Гарри, достав волшебную палочку, и произнесла несколько исцеляющих заклятий. Ничего… Джинни оглянулась в поисках помощи:
— Сделайте же что-нибудь!!! — со всех сторон на нее глядели охваченные ужасом лица, не сулящие никакой надежды. Лишь светловолосая девушка примерно одних лет с Джинни отличалась от остальных — ее глаза были широко раскрыты от потрясения. Магла, которую Гарри вынес из-под обломков…
Раздался хлопок, и Гермиона Уизли аппарировала на квиддичное поле.
— Грейнджер! Он здесь! Быстро!!! — голос Драко. Он всегда называл ее «Грейнджер» в критических ситуациях: однажды в разгар сражения на крик «Уизли!» обернулись сразу трое, что чуть не привело к катастрофе.
Гермиона… Конечно, Рон не смог аппарировать — он остался с детьми. Дети… Как я объясню им?! Гермиона прошла курс колдомедицинской подготовки. Она знает, что нужно делать… Она всегда все знает. И как ответ на эти мысли — хриплый шепот:
— Джинни… Мы его потеряли…
Нет, не может быть! Он же еще такой теплый — по сравнению с руками, которыми обняла его Джинни… Она осмотрелась: мантия залита кровью, но это неважно. Из груди Гарри торчит какой-то кусок искореженного металла — а вот это уже неправильно, и Джинни осторожно извлекла осколок и бросила его на землю. Лицо Гарри, хотя и покрытое кровью, чудом не пострадало от пламени. Знаменитые очки, в которых он на самом деле давно уже не нуждался (еще на седьмом курсе Хогвартса Гарри настоял на операции по магической коррекции зрения, и с тех пор в его очках были простые стекла с наложенными на них защитными чарами от проклятий, направленных в глаза; это являлось тщательно скрываемым секретом и спасло Гарри жизнь не один раз), валялись поодаль — но они ему уже больше не нужны…
Джинни долго просидела рядом с Гарри. Огонь погас, через час вспыхнул вновь — она едва ли обратила на это внимание. Раны спасенной Гарри магловской женщины были магически залечены, а память стерта; тела еще двух погибших в авиакатастрофе извлекли из-под обломков. Все то время, что проводились спасательные работы, Джинни молча просидела рядом с мужем. Какой-то недоумок попытался накрыть тело Гарри простыней, но она отмахнулась от непрошеного доброхота рукой с зажатой в ней мертвой хваткой волшебной палочкой, и бедолагу отбросило на добрый десяток метров, и только реакция Драко спасла его от серьезных травм.
Через два часа появился, наконец, Рон — с бледным, искаженным болью лицом и красными глазами. Он обнял сестру и что-то зашептал ей на ухо. Джинни не прислушивалась, но и не сопротивлялась, когда Рон повел ее прочь от страшного места, но через секунду, словно вспомнив что-то важное, вырвалась и метнулась обратно. Она внимательно осмотрела обожженные руки мужа в поисках обручального кольца, но его там не оказалось. По-видимому, кольцо каким-то образом слетело с пальца, когда Гарри вытаскивали из огня или же когда пытались привести в сознание. Джинни подобрала сломанные очки, осторожно, словно священную реликвию, протерла их краем мантии и положила в карман. Это очень важно — Гарри хотел бы, чтобы его очки были чистыми… Тогда она еще не знала, что Драко нашел под обломками самолета чудом сохранившуюся волшебную палочку Гарри. Позже он вернет ее Джинни — для ее детей, как память об отце.
Следующий месяц прошел, словно в тумане. Похороны… Величественное мероприятие, не уступающее по пышности похоронам Альбуса Дамблдора. Королева Великобритании прислала своего представителя — это напомнило о прошлом, о временах сотрудничества магов и маглов. Даже не слишком щепетильная волшебная пресса прониклась благоговением и без обычной в таких случаях сенсационности рассказала о похоронах, до последней мелочи организованных Люпиным. Хотя к моменту собственно церемонии сам Ремус чувствовал себя полностью опустошенным и почти не обращал внимания на окружающих; двигаясь и говоря механически, словно робот, он до конца исполнил свою последнюю обязанность, унаследованную от покойного Сириуса Блека, — заботиться о Гарри всю его, как оказалось, слишком короткую, жизнь.
Воспоминания… Эвелин Клируотер стояла рядом с мужем, отдавая негромким голосом распоряжения в тех случаях, когда Ремус не мог говорить от душивших его слез, и лишь кивком головы отвечал на вопросы жены. Ремус похоронил много, слишком много друзей и соратников, но ничья смерть не потрясала его так сильно — даже трагическая гибель Сириуса, его лучшего друга. Гарри не должен был погибнуть — он ведь символизировал будущее волшебного мира!..
Джинни Поттер не плакала. Она говорила, двигалась — функционировала. Купала и кормила осиротевших детей. Она ни разу не проявила своих чувств, за исключением визита Корнелиуса Фаджа, спросившего, какую роль отводит ему сценарий похорон.
В разговоре с министром магии Джинни даже не повысила голоса, что не помешало ей точно и красочно расписать печальную судьбу магического правительства и Фаджа лично, если он осмелится появиться на похоронах ее мужа. Гарри никогда не бросал открытого вызова Фаджу, считая магическое сообщество чрезмерно апатичным и не способным потому заменить министра. Он также не хотел доставить неприятности тестю. У Джинни же руки не были связаны такими соображениями, тем более что она уже знала: Драко «копает» под министра. И действительно, через полгода после гибели Гарри Артур Уизли занял место Фаджа, а энергичный Амос Диггори возглавил переформированную и настроенную на более решительные действия службу авроров. К ним присоединился оставивший квиддич Драко, и война с Волдемортом возобновилась — теперь по-настоящему, без поддавков… Возвращаясь к Фаджу, остается добавить, что он покинул крыльцо дома Джинни, трясясь от ужаса. В дом она его даже не впустила.
Оцепеневшая Джинни молча принимала соболезнования от бессчетного количества людей, одинаково встречая и близких друзей, и незнакомцев. Она даже не слышала, о чем говорят визитеры: такая трагедия — Гарри Поттер погиб, спасая маглу из магловской аварии, кто бы мог подумать? Какая ирония… Да, на его счету немало упивающихся смертью, но Волдеморт все же ускользнул…
Через неделю после похорон Джинни едва не разрыдалась, когда пришел подписной талон на «Квиддичный еженедельник», который выписывал Гарри. Она ухитрилась подавить в себе чувства и просто оплатила счет. Гарри больше нет, но его журнал будет приходить — еще, по меньшей мере, год. А мемориальный номер с портретом Гарри на обложке Джинни бережно сохранит для детей.
Дети… Заботу о них взяли на себя Гермиона и Молли Уизли. Часто приходил Рон — непривычно молчаливый, он часами сидел рядом с Джинни и детьми. Сириусу было три, Элизабет — год… Гарри тоже потерял родителей, когда ему был год.
…Через месяц после похорон в дверь Джинни постучался, к ее удивлению, Колин Криви. Она до сих пор не может сказать, почему впустила его: Гарри терпел Колина, но вряд ли испытывал к нему какие-либо чувства сверх того — может, иногда легкое раздражение, смягчаемое иронической усмешкой. Джинни была знакома с Колином чуть ближе — еще с Хогвартса; она плакала, когда младшего брата Колина, Денниса, убили упивающиеся смертью пару лет назад, тем не менее, старший Криви не относился к кругу ее близких знакомых.
Запинаясь, Колин произнес обычные соболезнования, которые Джинни выслушивала уже, наверное, в тысячный раз, а затем тихо произнес:
— Знаешь, а я ведь был там… В тот день, — Джинни ничего не сказала, обдумывая, как бы повежливее отправить его восвояси. Колин продолжал: — Я… я был на стадионе до игры. У меня не было редакционного задания, просто подумал, что смогу сделать неплохие снимки, и к тому же Ребекка показала мне новое заклинание — с его помощью можно делать колдографии еще более движущимися, вроде магловских фильмов. Мне очень хотелось испробовать эту технику…
Джинни взглянула на Колина с ужасом: в глубине ее растревоженного разума мелькнула жуткая мысль, что он сейчас примется рассказывать, как снял падение самолета и взрыв.
— Я увидел, как он подхватил тебя и усадил на метлу, перед игрой, — сказал Колин после паузы. — Это… это было самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел. Как бы я хотел уметь вот так летать и подарить Ребекке такой же полет! Увы, я не так хорош на метле…
Джинни на секунду задалась вопросом, кто такая эта Ребекка — жена или подруга Колина? Училась ли она в Хогвартсе? Джинни не могла припомнить.
— В любом случае, — продолжал Колин, — я снял это. Думаю, я должен отдать снимок тебе. Надеюсь, ты не сильно огорчишься, — он положил колдографию на столик, у которого сидела Джинни.
Джинни молча смотрела, как Гарри уносит ее ввысь, как они кружат над стадионом. Она вспоминала каждое его слово и каждое движение, свист ветра в ушах и незабываемое чувство этого бесконечно прекрасного мига ее жизни — рядом с бесконечно любящим мужем… Она прокручивала запись снова и снова. Колин сделал прекрасный снимок, по-видимому, он сам был в этот момент в воздухе, на своей метле, и облетал их со всех сторон, чтобы запечатлеть Поттеров с разных ракурсов. Композиция была выстроена великолепно — крупные планы в нужных местах, а когда Гарри выписывал в небе очередной акробатический маневр, камера послушно «отъезжала», чтобы захватить всю картину. Он заснял весь полет целиком, с того момента, как Гарри оторвал ее от земли, до возвращения на трибуны. Последний кадр запечатлел Гарри, обернувшегося помахать ей, с улыбкой в пол-лица…
— Эта копия для меня?
— Это оригинал. И копий с него я не снимал.
— Ты не собираешься это опубликовать? — Джинни понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное Колином.
— Нет, я не могу. Это… это твой последний миг вместе с ним, и он не касается больше никого — только тебя… и Гарри.
Джинни взглянула на Колина, словно видела его первый раз в жизни. Только сейчас она поняла: этот человек обладает тихим достоинством, которое из своеобразной скромности маскирует громкой болтовней и прочей шумной активностью. А его энтузиазм и умение радоваться самым приземленным вещам — просто естественный способ самовыражения для человека, получающего удовольствие от каждого момента, прожитого на этом не всегда гостеприимном свете… Колин родился в магловской семье, но Джинни теперь видела, что мир для него всегда был полон волшебства.
— Гарри… Знаешь, он не очень-то со мной разговаривал, но он однажды спас жизнь Деннису — помнишь, когда мы были на седьмом курсе Хогвартса. Потом они все равно добрались до моего брата, но благодаря Гарри у меня было три лишних года вместе с ним. И еще, — Колин слегка покраснел, — я познакомился с Ребеккой, когда собирал материалы для статьи о Гарри в «Пророке». Я… мы — весь магический мир, мы стольким обязаны ему… И тебе. Вы помогли избавиться от Люциуса Малфоя, разорили его, по крайней мере, а ведь это именно он распорядился убить Денниса… А ты сделала Гарри таким счастливым! Я бы хотел хоть чем-то отплатить тебе за все то, что вы сделали для меня и всех нас…
— Колин, я думаю, что мы в расчете: ты только что сделал подарок, который для меня дороже всего на свете, и я тебе так благодарна! Придет день, когда мои дети — я уверена — тоже поблагодарят тебя, а Гарри… он бы гордился тобой, если бы увидел!
— Гарри гордился бы мной?.. — слабо улыбнулся Колин. — Кто я для него? Просто фотограф…
Джинни не знала точно, как ответить на это, поэтому решила просто сказать то, что думает:
— А Гарри был просто человек, как все. Мужчина с женой и детьми, которые его любили и у которых, благодаря тебе, есть теперь самое драгоценное воспоминание. Колин, ты знаешь, как редко люди благодарили Гарри за то, что он сделал? Ему это было не так уж и важно, но я вечно чувствовала себя разочарованной! Все хотели сблизиться с ним, поговорить с ним, как-то стать частью его жизни, но никто не подумал о жертвах, которые он принес ради них, не подумал о том, что стоило бы хотя бы изредка говорить ему «спасибо» за его усилия. Ему не нужна была их благодарность, но черт меня побери, если он ее не заслужил! Гарри отдал себя людям — ты думаешь, он так уж хотел быть аврором?! Нет, он мечтал об одном — быть хорошим отцом своим детям. А теперь он больше никогда их не увидит, и это ужасно глупо… и несправедливо. Он так мне нужен, даже не знаю, что буду без него делать!.. Конечно, я всегда знала, что это может произойти, но теперь — когда произошло — знание мне ничем не помогает… Мне так его не хватает… О, Колин, как я хочу, чтобы он вернулся!!! — Джинни теряла контроль над собой по мере того, как фразы вытекали из нее. Она знала, что в ее словах нет особого толка, но остановиться не могла, продолжая говорить все быстрее и быстрее — до тех пор, пока слезы окончательно не лишили ее дара речи.
Колин бережно приобнял рыдающую Джинни. Он не стал говорить ей фальшивых слов утешения, мол, все будет нормально, потому что прекрасно понимал — нет ничего нормального в сложившийся ситуации. Он не знал, что Джинни ни разу не плакала со дня гибели Гарри, что последний месяц она была не человеком, а скорее подобием пустой раковины, но понимал: надо дать ей возможность излить свою боль и гнев. Это самое меньшее, что он мог сделать для женщины, плачущей в его объятиях.
Джинни рыдала, не переставая. В один момент она издала совершенно звериный крик боли — вопль львицы, потерявшей супруга. В другой раз она вдруг принялась колотить Колина ослабевшими кулачками, а еще дважды или трижды плач сменяли несколько бессвязных фраз. Краем глаза Колин видел Гермиону, которая заглянула на секунду, но потом не возвращалась, даже после львиного взрыкивания, которое, по мнению Колина, должно было перебудить весь дом — он не знал, что Гермиона, уходя, наложила на дверь заклятье, чтобы спящие в комнате наверху дети не проснулись от материнских рыданий… Наконец, всхлипывания стихли, и Колин увидел, что Джинни заснула. Он осторожно убрал ее голову со своего плеча, уложил поудобнее на кушетке и накрыл одеялом. Затем Колин озадачился вопросом, что он должен теперь делать. Ехать домой? Но не расстроится ли Джинни, если после того, как она так раскрылась перед ним, он просто сбежит посреди ночи? А остаться на ночь здесь — не будет ли это наглостью с его стороны?..
Спустившаяся вниз Гермиона долго смотрела на спящую Джинни, а затем повернулась к Колину:
— Не знаю, что ты сказал или сделал, но я тебе благодарна. Нам не удавалось поговорить с ней весь месяц, и чувствовалось, как она отдаляется от нас, погружаясь все глубже и глубже в свою скорбь… Возможно, теперь ей станет чуть полегче, — они поболтали еще чуть-чуть, прежде чем Гермиона предложила Колину провести его в спальню для гостей. Он предпочел никуда не идти и устроился поудобнее в стоящем здесь же кресле, которое шепнуло ему на ухо: «Столько гостей последнее время, и все так напряжены… Позволь мне помочь тебе заснуть».
Колин еще раз взглянул на Джинни, и последнее, о чем он подумал, прежде чем провалиться в неспокойную дрему, было острое чувство дикой неправильности ситуации, при которой рядом с Джинни сидит он, а не Гарри…
Два года спустя Джинни взглянула на Рона и Драко и уверенно произнесла:
— Колин сделает это. Пусть он не выглядит героем, но в критический миг на него действительно можно положиться…
