Глава 20. Признания
Спустя двенадцать дней после возвращения домой Гарри Поттер открыл глаза и огляделся.
Он не знал, сколько времени прошло, как не знал и того, что за это время были разрушены три здания, имеющие отношение к министерству магии, что неизвестные взломщики очистили несколько номерных счетов в банке «Гринготтс», что погибли два аврора, работавшие под прикрытием. Не знал он и того, что, пока он валялся в беспамятстве, удалось предотвратить покушение на жизнь магловского премьер-министра, который неминуемо бы погиб, если бы не бдительность аврора, включенного не так давно в состав его личной охраны (эта блестящая идея пришла в голову Артуру Уизли). Парень настоял на обязательной проверке еды премьера на наличие магических отравляющих веществ, поскольку одним из пунктов введенного министром магии в тот памятный вечер плана всеобщей мобилизации и блокировки коммуникаций являлось повышение боеготовности служб безопасности… Магловские телохранители только посмеивались, когда этот, по их мнению, параноик потребовал, чтобы его вызывали, даже если премьеру захочется попить водички в три часа ночи, но все улыбки прекратились одним прекрасным утром: аврор намазал на хлеб немного клубничного джема и поместил в специальную посудину из магически небьющегося стекла. Там бутерброд и… взорвался спустя семьдесят секунд! Аврор потом рассказывал, что насторожился, когда примененное заклинание для диагностики экзотических ядов дало какой-то неопределенный результат…
Гарри не мог знать и о том, что в ночь возвращения домой его сердце остановилось, и только энергичные действия доктора Веллингтона спасли ему жизнь. Магия не в силах запустить остановившееся сердце — без магловского дефибриллятора Гарри был бы мертв!
А еще он не знал, что его дети находились в Норе под тревожным взглядом Молли Уизли, и Джинни — со слезами на глазах — решила не рассказывать им о возвращении отца, пока тот не наберется сил; что Драко, Рон и Гермиона возглавили штурмовую группу, захватившую поместье на юге Уэльса, где Гарри содержался все это время. Кстати, они всё еще находились там, пытаясь разобраться в груде информации, оказавшейся в их руках после поспешного бегства Волдеморта и его приспешников…
Всего этого Гарри Поттер, естественно, не знал, но в одном был уверен на все сто: хорошо снова оказаться дома! Он долго лежал, глядя в потолок и чуть морщась от боли, все еще разливающейся практически по всему телу. Но и боли Гарри был рад, поскольку чувствовать боль способны только живые, и он, следовательно, жив.
Собравшись с силами, Гарри решил попытаться встать, однако какая-то невидимая сила удерживала его на кровати. Гарри почувствовал нарастающую панику — он пробыл в плену так долго, что чувство физической несвободы вызывало в нем неконтролируемую волну страха. Но сейчас ведь он у себя дома и не может быть прикован к постели, так ведь?.. Гарри предпринял еще одну попытку, но так и не сумел оторваться от кровати больше чем на пару дюймов. Изо всех сил пытаясь напрячь атрофированные мышцы, он даже не обратил внимания на электронный писк, доносящийся откуда-то из угла, причем по мере борьбы с невидимыми узами, приковавшими его к постели, писк становился все чаще и выше тональностью. Гарри попытался позвать на помощь, но изо рта вырвались лишь слабые звуки, больше всего напоминавшие негромкое карканье…
В этот момент в комнату вбежала Джинни с волшебной палочкой наизготовку.
— Фините инкантатум! — заклинание отменило действие удерживающих заклятий, Гарри почувствовал это, но борьба истощила его силы, и он, вместо того, чтобы подняться, снова откинулся на кровать.
— Джинни… — это было уже не карканье, но голос Гарри по-прежнему звучал слабо и неразборчиво.
— Вот, — она налила в стакан воды из графина, стоявшего на прикроватном столике, и приподняла голову Гарри, чтобы он смог напиться.
— Спасибо, — он снова откинулся на постель и взглянул на Джинни.
«Жена. Жена моя — до боли… Прошло два долгих года, и все это время ты считала меня мертвым. Ты все еще моя жена?.. Так много всего нужно тебе сказать — и с чего же начать?..»
— Я тебя люблю.
Каким-то чудом Гарри удалось произнести эти три слова почти нормальным голосом. По-видимому, в подборе слов ему тоже удалось не ошибиться: Джинни ответила нежным поцелуем. И несмотря на два года пыток и издевательств, несмотря на ужасающее свое физическое состояние, Гарри вновь почувствовал себя семнадцатилетним, когда она прошептала:
— Я никогда, никогда больше тебя не отпущу.
Джинни обняла мужа, не обращая внимания на спину, занывшую от неудобной позы, когда она склонилась над кроватью, ощущая его дыхание. Слезы, медленно стекающие из глаз Гарри, обжигали кожу на ее шее. Наконец она выпустила его из своих объятий.
— Сколько времени я здесь? — осторожно спросил Гарри.
— Почти две недели. Я чуть не сошла с ума, ожидая, пока ты придешь в сознание…
Гарри сделал еще одну безуспешную попытку подняться.
— Я не могу сесть, — пожаловался он, — сил не хватает. Но я хочу видеть тебя…
Джинни взяла небольшую коробочку, соединенную проводом с кроватью, нажала на кнопку, и изголовье немного приподнялось. Положив пульт на место, Джинни устроилась в стоящем рядом кресле, взяв Гарри за руку. Она взглянула на мужа в упор и официальным тоном произнесла:
— Гарри Джеймс Поттер! Надеюсь, ты подготовил исчерпывающее объяснение того, где ты был все это время?! — суровости голоса, впрочем, противоречила улыбка на ее губах. Гарри тоже не смог сохранить бесстрастного лица, он рассмеялся — первый раз за многие месяцы.
— Да вот — дай, думаю, потусуюсь чуток с Томом Риддлом и его веселой компашкой… Но кто бы мог подумать, что у них абсолютно нет чувства юмора! — потом он посерьезнел и продолжил: — Меня похитили прямо из того самолета, даже не успел сообразить, что происходит!.. Кстати, а что стало с той магловской девушкой? Она в порядке?
— Почти, — Джинни улыбнулась. — Вот разве что заклятие Обливиэйт, которому мы ее тогда подвергли, начало ослабевать пару месяцев назад. Тогда-то нам и удалось выяснить, что за твоим… э-э-э… «убийством» стоит Том, — она всхлипнула, улыбка сбежала с лица. — О, Гарри, прости, но мы все думали, что ты умер! Я же держала в руках твое тело, еще теплое!..
— Не казни себя, я все понимаю. Что поделать? Им и вправду удалось разработать великолепный план!.. Да, а почему ты говоришь, что та девушка «почти в порядке»?
— Это я пыталась пошутить, — Джинни заставила себя снова улыбнуться. — Ну, как я уже сказала, заклятие стало ослабевать, а потом она — представляешь? — столкнулась с родителями Гермионы. Девушка по профессии стоматолог и встретилась с ними на каком-то медицинском конгрессе, вспомнила фамилию — эта ниточка и привела ее к нам. Драко, насколько я знаю, э-э-э… Они время от времени… встречаются, именно поэтому я и говорю, что она в порядке лишь почти — ты же помнишь повадки нашего белокурого друга… — Гарри рассмеялся, и Джинни тихо добавила: — Ее родители тоже были в том самолете. Их спасти не удалось, — он ничего не сказал, но не стоило труда догадаться, о чем он думает: «Снова погибли невинные люди — и все ради того, чтобы Риддл мог добраться до меня». Джинни крепче сжала руку мужа.
— Джинни, не знаю, как бы я выжил без тебя, — прошипел Гарри. Прошипел в самом прямом смысле: эту фразу он произнес на серпентарго.
— Я думала, что потеряла тебя навсегда, — отвечала Джинни на том же языке, которым ей не приходилось пользоваться вот уже два года. — Мне хотелось умереть… Только наши детеныши заставили меня жить дальше, — подобная высокопарность была свойственна змеиной речи, и эта ее особенность раздражала Джинни с того самого момента, когда на пятом курсе она неожиданно обнаружила, что общение с дневником Тома Риддла четырьмя годами ранее принесло совершенно неожиданный результат: она стала змееусткой.
Поначалу Джинни была в ужасе от этого открытия. Она не хотела общаться со змеями, ей не нужны были подарки от Волдеморта, пусть и непреднамеренные. Однако Гарри сумел ее переубедить, и вскоре, к изумлению одних и досаде других, они заговорили на языке, которого не понимал никто, кроме них самих, — даже другие змееусты: во-первых, из-за крайней скудости словарного запаса серпентарго Гарри и Джинни были вынуждены сами придумать кучу новых слов, а во-вторых, они мыслили до такой степени синхронно, что понимали друг друга с полуслова, точнее — с полушипа. Так появился абсолютно новый диалект змеиного языка, незнакомый и непонятный ни Волдеморту, ни двум другим живущим в настоящее время змееустам — индейцу с юго-запада США и затворнику вроде бы из Франции, о котором вообще мало кто знал что-либо определенное.
— Гермиона считает, — Джинни перешла снова на английский, — что Обливиэйт, который Драко наложил на девушку, ослаб со временем, потому что тот не имел полного представления о происходившем в самолете перед падением и не смог поэтому должным образом заблокировать воспоминания.
— Серьезно? — удивился Гарри. — А что же произошло в самолете?
— В общем-то, обычный набор, — пожала плечами Джинни. — Пилота подвергли Империусу, чтобы заставить его ввести машину в пике, а еще трансфигурировали штурвал самолета. Драко сумел обнаружить следы магического воздействия при повторном осмотре обломков пару месяцев назад. Тогда-то мы и сообразили, что «несчастный случай» был на самом деле частью тщательно разработанного плана твоего уничтожения. Как выясняется теперь, мы ошибались… Наверно, стоило провести эксгумацию тела, похороненного под твоим именем.
— Да уж, — Гарри помрачнел. — Вы бы обнаружили там останки безвестного магла-бомжа. Судя по всему, наш друг Том придумал новый вариант Всеэссенции: после ее приема внешность изменяется не на час, а на несколько дней, и даже если человек умирает, действие зелья не прекращается.
— Прости, Гарри! — прошептала потрясенная Джинни. — Драко предлагал сделать эксгумацию, и Рон его поддержал, но я решительно отказалась. Я считала, что тебя больше нет, и душераздирающие детали, вроде того, каким именно заклятьем тебя поразили, не казались мне существенными. И я запретила тревожить твой прах… Ну почему я не согласилась с их предложением?! Мы узнали бы, что ты жив, и принялись бы тебя искать!
— Нет, ты все сделала правильно, — Гарри покачал головой. — Видишь, в конце концов, мне удалось бежать самому — точнее, с помощью Хедвиг. А если бы вы бросились на поиски, кто-то мог пострадать или даже погибнуть… Уж лучше так, как сейчас. Вот только Хедвиг жаль… — Гарри закашлялся, и Джинни налила ему еще воды. Напившись, он произнес: — Я голоден. Как думаешь, можно мне что-нибудь поесть?
— Я спрошу, — с некоторым беспокойством ответила Джинни. — Вообще-то, колдомедики говорили, что надо начать с легкой пищи.
— Даже не думай об этом, — фыркнул Гарри. — За последние дни я пару раз приходил в полусознательное состояние, и после каждого такого почти пробуждения у меня бывали странные видения, как ты кормишь меня всякими растворимыми детскими кашками… Мне кажется, я уже от них устал.
— А как ты знал, что это именно я тебя кормлю? — улыбнулась Джинни.
— Унюхал — твой аромат за эти годы не изменился. Видно, обоняние включилось первым из всех органов чувств: когда я пытался, скажем, открыть глаза, все было как в тумане, ничего не разглядеть… Зато осязание работало — помнится, привязали меня зачем-то к кровати!
— Просто у тебя несколько раз были судороги, чуть на пол не свалился, — Джинни пригладила непослушные волосы мужа. — Колдомедики боялись, что ты себе что-нибудь сломаешь. А добавлять ко всем лекарствам, которыми тебя пичкали, еще и «Костерост» им не хотелось…
— Да уж, — скривился Гарри. — Помню я эту гадость с отвратительнейшим вкусом! Если бы вы меня ею опоили, я бы точно пришел в сознание — чтобы ее выблевать!
— Это было бы весьма романтическое пробуждение… — Джинни хихикнула.
— А где дети? — внезапно спросил Гарри.
— Они… они в Норе, — запинаясь, ответила Джинни. — Я посчитала, что ты не захотел бы, чтобы они видели тебя в таком виде…
— Ты права, — мрачный кивок. — Я безумно хочу их увидеть, но сначала надо заново научиться хотя бы сидеть. Не нужно, чтобы их первым впечатлением от встречи стал образ отца-инвалида… Но хоть фотки у тебя есть?
Джинни взяла с прикроватной тумбочки колдографию, на которой взявшиеся за руки Элизабет и Сириус как послушные дети смотрели в камеру. Точнее — почти как послушные дети: каждые пару секунд Элизабет показывала язык, а Сириус награждал сестренку легким подзатыльником.
— Так выросли… — Джинни ничего не сказала, и Гарри, несколько секунд помолчав, продолжил: — Они меня помнят?
— Сириус помнит. Он все время полировал метлу, ожидая твоего возвращения, а еще — постоянно читал Элизабет лекции о том, как «папа то» или «папа сё»…
— Они сказали, что устроили детям «несчастный случай» через пару месяцев после того, как похитили меня, — не отрывая взгляда от колдографии, глухо произнес Гарри. — Через какое-то время я свыкся с этой мыслью. Только недавно из слов Люциуса я смог сделать вывод, что мне, возможно, солгали, и дети на самом деле могут быть живы. Но до прилета Хедвиг я никак не мог решить, чему верить.
Джинни обдумала услышанное. Слова Гарри добавили еще больше непонятности к загадке старшего Малфоя (Снейп рассказал им с Драко о его странном поведении в ночь появления Гарри), но Люциус был последним человеком, о котором Джинни хотелось говорить.
Гарри осторожно положил колдографию обратно и снова сменил тему разговора. Уголки его рта чуть приподнялись, словно он никак не мог сдержать улыбки:
— Ну, и сколько же времени понадобилось Драко, чтобы начать ухлестывать за тобой?
«Поправка, — сказала себе Джинни. — Люциус Малфой — предпоследний человек, о котором мне хотелось бы говорить!..» Она открыла рот, закрыла, снова открыла, став вдруг похожей на веснушчатого окунька, выброшенного на сушу.
— Ну же, Джин, не стесняйся!
— Гарри… Я даже не знаю, что сказать!
— Ничего-ничего, я ведь умер — какие же могут быть к тебе претензии?.. Так сколько ему понадобилось времени?
— Ну… — возможности улизнуть от неприятного вопроса у Джинни не оказалось. — Я выбила из него признание в том, что я ему небезразлична, за несколько часов до твоего возвращения.
— Он так долго скрывал?! — воскликнул изумленный Гарри. — И к тому же тебе пришлось заставлять его говорить?
— Да, он практически ни разу не подал виду, что питает ко мне какие-то чувства, кроме дружеских. Но откуда ты… До тебя что — доходили слухи?!
— Нет, — Гарри покачал головой. — В мой подвал не доставлялся ни «Ежедневный пророк», ни «Магополис». Просто я всегда знал: Драко предпочитает только самое лучшее, и лишь вопрос времени — понять, что лучше тебя ему не найти.
— Посмотри на себя, — Джинни прижала к губам ладонь мужа. — Полутруп, а комплименты все такие же сногсшибательные!
— Протестую. Я труп самое большее на одну восьмую — ты и колдомедики сотворили просто настоящее чудо.
Джинни улыбнулась, но тут же снова посерьезнела и взглянула мужу прямо в глаза:
— Ничего не было, я имею в виду — между мной и Драко. Он вообще вел себя как идеальный джентльмен.
— Ничего? — Гарри недоверчиво вздернул брови.
— Нет. Я… я пыталась поцеловать его… в тот день, когда ты вернулся. Мы разговаривали, он рассказал о своих чувствах, и я… Но он не позволил мне, сказал, что подождет, пока я не буду готова, пока не пройдет больше времени со дня твоей… э-э-э… смерти.
— Драко-Драко! — расхохотался Гарри. — Не замечал за тобой раньше подобного терпения! Как я уже говорил, у меня не было бы права обвинять вас, если… Но хорошо, что вы не дали даже повода к этому, — тут Джинни потупила глаза, и Гарри занервничал: «Ой-ей-ей, кажется, сейчас она скажет что-нибудь эдакое: с Драко у меня ничего не вышло, но вот та оргия с квиддичной командой «Паддлмер юнайтед»!..»
— Я должна тебе кое-что рассказать… — за столь многообещающим началом последовал рассказ о ловушке для Волдеморта, разработанной Драко, а также о пышном спектакле, устроенном Драко и Джинни в рамках их плана. Гарри слушал, не упуская ни слова.
— Блестяще, просто блестяще! — сказал он, когда Джинни умолкла. — Чья это была идея? Рона или Драко?
— Общая схема принадлежит Драко, а Рон уточнил ряд существенных деталей.
— Вполне может сработать, — хмыкнул Гарри, качая головой. — Когда я встану с постели, тоже хочу принять посильное участие…
— Ты пролежишь еще по меньшей мере пару месяцев, — Джинни не пришла в восторг от желания неугомонного мужа вновь подвергнуть свою жизнь смертельной опасности. Впрочем, она быстро успокоилась, когда Гарри кивнул, соглашаясь с ее словами.
— Понимаю, но вам все равно понадобится не один месяц, чтобы все подготовить, и к тому времени я уже буду в форме.
Джинни вздохнула. Возвращение Гарри практически «с того света» после двухлетнего отсутствия начисто лишило ее желания думать о возможных опасностях, по-прежнему подстерегающих его, но нужно, по-видимому, все-таки вернуться в реальный мир… Одно утешает: по крайней мере, он не питает иллюзий насчет своего ужасного физического — и еще в большей мере психического — состояния. Тем радостнее для нее оказался следующий вопрос Гарри:
— Что говорят колдомедики — я смогу… смогу когда-нибудь снова играть в квиддич?
«Хвала Мерлину, — с замершим на миг сердцем подумала Джинни, — желание отомстить не захватило его целиком, а я-то опасалась, что он очнется с единственным желанием — снова кинуться в бой… Но нет, жизнь продолжается: мы победим Волдеморта, а после этого заживем как нормальные люди со своими желаниями и увлечениями, а Гарри будет делать то, что ему нравится…»
— Да, любимый, — произнесла она вслух. — Они считают, что ты вполне оправишься после завершения курса лечения и будешь в состоянии играть. Я специально их об этом спрашивала… Вообще, их куда больше тревожат психические мучения, которые ты перенес.
— На это ничего не скажешь, — Гарри улыбнулся, но без радости. Его улыбка напомнила Джинни ее школьные годы: вот так же улыбался Сириус Блэк, выйдя из Азкабана. — Я с трудом удерживаюсь, чтобы не развалиться на мелкие кусочки…
— Я соберу тебя обратно, — Джинни крепко сжала его руку.
— Конечно, — Гарри кивнул и продолжал голосом, с каждым словом все более и более слабым: — Я устал. Смертельно устал… Почти две недели проспал, а так и не выспался. Нам еще о многом нужно поговорить, но ты не будешь возражать, если я сперва еще чуть-чуть вздремну?..
— Конечно, любимый… Тебе нужно что-нибудь?
— Да нет. Разве что — когда я проснусь, пусть придут Рон и Гермиона, ладно? И Драко, наверно…
— Хорошо. Может, дать тебе зелье для сна без сновидений?
— Пока не нужно. Потом, возможно, оно мне понадобится, но сейчас его вполне заменяет приятное чувство, что я все же на свободе — и дома.
Джинни вложила в ладонь мужа пульт.
— Нажмешь эту кнопку, если захочешь опустить кровать, — но Гарри уже спал. Она просидела какое-то время рядом, наблюдая за подъемами и опусканиями его впалой груди, находя это зрелище до странности успокаивающим. Наконец, Джинни встала, вышла из комнаты и направилась к камину, чтобы связаться с Норой и сообщить матери, что ее любимый зять пришел в сознание.
