Глава 16. И стены заговорят…
Не судите, но будьте готовы к тому, что будут судить вас.
Последняя игра сезона была самым главным событием школьного года. И все ждали ее так, будто весь год являлся лишь прелюдией к этому дню. Гриффиндор не вышел в финал, но впервые за семь лет перебрался с четвертого места на третье. Друзья хором убеждали меня, что это случилась лишь благодаря тому, что я взяла лидерство в команде на себя. Но я-то точно знала, все решило то, что ребята из Слизерина хоть и были наслышаны обо мне, недооценивали способность девушки играть в квиддич. Счет с большим перевесом в пользу Гриффидора скорее обескуражил, нежели расстроил их.
Все разговоры в замке, так или иначе, сводились к предстоящим событиям, причем эта тенденция наблюдалась не только у учеников, но и у учителей. За неделю до матча все, они не обращая внимания на строжайший запрет, сменили простые черные мантии на яркие, выкрашенные в цвета факультетов и команд. Теперь таких колледжей как Гриффиндор и Слетерин больше не существовало, по коридорам разгуливали лишь ученики Рейвенкло и Хаффлапафа. А выше всего голову держали довольные Пини и Помфри, вставшие во главе групп поддержки команд. Я тоже ждала игры, назначенной на пятницу, но вовсе не потому, что хотела поболеть на поле. Во время соревнований Хогвартс будет пуст, даже директор уйдет на матч, а, следовательно, никто не помешает моим поискам.
Придя на трибуны пораньше, я заняла место с краю в первом ряду из расчета незаметно улизнуть, когда все будут захвачен игрой. Так и получилось. Табло яркими искрами показывало ничейный счет, и болельщики, не смея даже дышать, наблюдали за ловкими финтами Кайла Вуда и не менее удачной игрой Метью Квири. Я же уже открывала тяжелую входную дверь, погруженного в нарочито торжественную и мрачную тишину замка.
Я не знала куда идти, но догадывалась, что мне нужно на лестничный проем на котором, раздвоившись, пропала мисс Фигг. В моей вспотевшей руке была зажата единственная вещь, помимо волшебной палочки, которую я взяла с собой. Ведьмина печать. А дальше все произошло почти мгновенно, мне даже не пришлось искать уступ, куда следовало бы ее приложить. Стена сама провалилась в черноту, открывая проход где за тьмой таилось что-то живое и воистину устрашающее. По всему телу бегали мурашки, когда я сделала шаг вперед. В ушах зазвенел крик, и я с ужасом поняла, что он принадлежит мне. Перед глазами проносились лестницы и коридоры пока мои ноги не утонули в клубящемся паре, а стены вокруг не засветились так, будто их соткали из огня. Место, где я оказалась, вряд ли можно было назвать залом, таких больших залов просто не бывает. Это было само основание Хогвартса, фундамент, твердыня, называйте как хотите, и посреди всего этого находились самая огромная стрелка, меряющая не минуты и секунда, а вечность, пробегая по краю вихря из первобытного хауса. По краям воронки высились четыре колонны, увенчанные символами школы и каждый зверь смотрел в противоположную сторону, будто боялся встреться взглядом со своим собратом.
— Правда странно, что они никогда не смотрят друг на друга?
Змейка нещадно впилась в мое запястье, оставляя глубокий, заполняющийся кровью след.
— Наверно, в этом есть смысл, — удивляясь, что все еще в силах говорить, ответила я.
— Наверно… Ты пришла, чтобы разгадать загадку?
— Да, — я опустилась на колени, так как ноги больше не держали меня
Она появилась в наряде, в котором я привыкла ее видеть последние пол года, но маска мисс Фигг больше не скрывала ее истинных черт.
— Этот замок и есть самая страшная тайна, которая только может быть в волшебном мире. И когда придет время последней битвы, ее будут вести именно за это место. Не только за умы и души учеников, но и за страшную машину, которой на самом деле является Хогвартс. Тебе никогда не казалось странным, что мир магглов и волшебников так тщательно разделен? Почему так строг запрет на маггловские вещи и почему их нельзя заколдовывать? Всему виной она, — рука матери коснулась одной из колон. — Первый и единственный механизм, созданный на основе знаний двух миров. Седрик Гриффиндор и все остальные понимали, какую адскую вещь создают, но они были ослеплены величием замысла. Самое идеальное волшебство… Всему виной тщеславие! Даже тот обряд был создан из-за него. Быть лучшим, добиться таких высот, когда колдовство будет идеально чистым. Знаешь, что им не давало покоя? Волшебные палочки, они не хотели колдовать с помощью каких-то деревяшек и травяных супов. Но с возрастом Седрик и сам уверовал в свое великодушие и чистоту помыслов, которое ему приписывали все. И когда он сказал, что собирается рассказать, к чему приводит обряд, их компания распалась. Салазар решил, что тот просто струсил и пошел своей дорогой, а остальные подержали Гриффиндора из страха, который все больше овладевал их душами, перед мощью механизма. Обряд запретили, а об истинном предназначении четырех башен Хогвартса забыли. Но существовала книга, так сказать предсмертные оправдания Седрика Гриффиндора. Он надеялся на отпущение грехов, — хихикнула она, прикрывая глаза. — К тому же существовал замок, каждый год наполняющийся тысячами невинных душ. За это время он стал более живым, нежели портреты, развешанные на его стенах. И камни заговорили. Им надоело спать…
— Мама, о чем ты?
— Такие как мы либо сходят с ума, либо превращаются в безмолвных тварей. Но не ты… Замок знал, что делал, когда подбросил эту книгу твоему отцу. Стены понимали, что только тот, кто будет сильнее крови, текущей в его жилах сможет дать им голос.
— Мама, — в моих глазах стояли слезы, — опомнись, это всего лишь строение.
— О нет, это настоящее чудовище. Ты не слышишь его голос. Все дети тех, кто прошел обряд и их дети и дети их детей, рано или поздно становятся жителями больницы Св. Мунго или Азкабана. Но об этом все молчат, все.… Это настоящий заговор молчания и никто не хочет признаться даже самому себе в том, что происходит вокруг. Замок вновь ожил. А для него не существует понятия зла и добра, он холоден, как камни, из которых построен, и никто не знает, какова будет его воля. С черной магией надо бороться не там за его стенами, а здесь. Дети, вот в чем сила замка, он найдет способ направить их по пути угодному ему. А Хогвартсу нужны подобные нам… люди с демоном вместо сердца. Все мы живем по двойному закону. Одна наша часть это мы, а вторая это демон, живущий в нас. И есть только один способ положить конец всему этому.
Я не хотела спрашивать какой, клянусь небесами, я не хотела, но мои губы сами произносили слова:
— Какой?
— Запечатать жерло навсегда…, — ее глаза были полны слез. — Именно поэтому я и родила тебя, но когда ты появилась на свет, я поняла, что не смогу этого сделать. Каждый раз, в очередном приступи безумия, я боролась с собой. И благодарила Мерлина, когда выяснилось что ты не волшебница и никогда не ступишь в Хогвартс.
— Но он не оправдал твоих надежд, — закончила фразу я. — И ты последовала за мной в замок, чтобы не дать свершиться его воле, а обезвредить тем же оружием, которым хотел повелевать он.
— Мне жаль, — мама почти вплотную подошла ко мне ласково, как когда-то, проводя рукой по волосам. — Мне так жаль, моя дорогая.
— Неужели это единственный выход?
— Отдать тебя на откуп этому монстру было бы куда ужасней, — пожала плечами она, с неожиданной силой разворачивая меня к вращающейся центрифуги. — Поверь, так будет лучше.
— Нет, — вскрикнула я, пытаясь, балансировать на крае.
— Поверь мне, ты не сможешь жить с ним, рано или поздно демон поглотит тебя, — спокойным голосом увещевала меня мать.
— Я хотя бы попытаюсь, — цепляясь за одну из колон, продолжала сопротивляться я.
Но я была слабее, и не только телом.
— Мама, как ты можешь? — я все еще отказывалась верить, что руки матери толкают меня, а она молчала, в то время когда я отдала бы все, чтобы просто сойти с ума и не понимать весь ужас происходящего. Мои пальцы все также инстинктивно сжимали камень, но я уже не хотела спастись. Мне просто было все равно, когда кто-то стал тянуть меня из вихря уже касающегося моих волос. Теперь меня уже разрывали на части две пары рук тянувших в разных направлениях, когда как во мне подымался гнев. Злость яростным потоком сметала все эмоции — «Почему я?».
— Нет! — внезапно я поняла, что теперь вешу в воздухе прямо над воронкой, а две фигуры так отчаянно пытавшиеся меня разорвать, скованы разлившейся по мне силой там внизу.
— Это сделала я? Так не бывает… — в моем сознании начиналась истерика, и это не улучшало ситуацию, пока все не отступило. Впервые я на самом деле увидела, что теперь находиться внутри меня и отпустила это.
Умирать наверно не больно? Мне не было страшно… Но он мне не дал этого сделать, сила, равная моей и сродни ей тянула меня из воронки наверх.
— Я никогда не позволю тебе умереть, — его мысли, как мои, звучали в ушах.
— Если только сам не захочешь, — грустно пошутила я, ощущая под ногами твердые камни.
— Должен же быть у меня достойный противник…
— Не дождешься…
— У нас теперь не только сердце, но и сила одна на двоих? — безуспешно пытаясь подняться на ноги, спросила я.
— Если свихнусь раньше, ты знаешь что делать, — сарказм в его голосе отдавал болью.
Я не хотела брать его руку, но все же оперлась, подозревая, что ноги еще не готовы меня слушаться. В глазах было темно, но я слышала, как где-то рядом всхлипывает моя мать. Первым моим порывом было кинуться к ней, но Том меня остановил:
— Нам лучше отсюда уйти.
Я согласно кивнула, позволяя ему вести себя к двери. Мы уже пересекли грань перехода, на сей раз выведшего нас не на лестницу, а в потерянную гостиную гриффиндора, когда я услышала этот звук. Визжащий скрип, как будто кто-то проехался ногтями по стеклу. Еще шаг и мы стояли по ту сторону зеркала, которое на наших глазах разлетелось на кусочки под напором мощи идущей нам вслед. Том отлетел в сторону, в то время как я каким-то образом все же осталась на ногах. Я слышал гул и знала, что следует из глубин перехода — третье не прощаемое заклятье. Оно гналось не за мной или моим спутником, оно просто волнами расходилась от окончательно сошедшей с ума женщины, старающейся пройти через каждый осколок разлетевшегося стекла.
— Она безумна, останови ее, — неестественно кашляя, прохрипел почти не узнаваемый голос Тома.
Повернувшись к нему с гневным взглядом, полным презрения, и словами — «Она же моя мать», я осеклась. Из его горла сочилась кровь, а взор уже почти опустел..
Тошнота поднялась к горлу и я захлебнулась ей, мир вокруг рухнул и погреб меня за компанию под своим весом. Когда я выхватила волшебную палочку, то знала что делаю, но перед моими глазами было лишь лицо Тома и странный, мутный взгляд матери которым она смотрела на меня там у машины. Я лишала себя последнего шанса увидеть ее и лишала ее последнего шанса убить меня.
— Ле мури…
Я заканчивала собирать свои старенький саквояжик, с которым приехала сюда, страшно сказать, почти год назад, когда в дверь постучали.
— Можно? — Мисс Фигг застыла в дверях, ожидая моего ответа.
— Да, конечно, — не то что бы я хотела начинать этот разговор, просто давно смирилась с его неизбежностью.
— Твою мать так и не нашли, — сказала она, тихо присаживаясь на край кровати. — Но я думаю, ты уже знаешь об этом.
— Там где она сейчас ей будет лучше, — уверено кивнула я, не поворачивая головы. — Но вы ведь не за этим пришли.
— Я пришла покаяться…
— Это излишне, — щелкая замком, оборвала ее я. — Теперь все закончилось
— Нет, все только начинается… Мне кажется, все произошло так, как он и планировал.
— То есть?
— Не знаю, но все было слишком просто. Так легко у дьявола не выиграть.
— Дьявола?
— Так называют воплощения зла магглы, — улыбнулась профессор, видя непонимания в моих глазах. — Ты в своем роде тоже дьявол, и это всегда будет преследовать тебя и твоих потомков. Просто надо научиться пользоваться своим преимуществом. Не стыдись, а гордись этим. Именно об этом хотела сказать тебе мать, когда дарила браслет змейку. Это символ кары, защитник и агрессор в одном лице.
— Вы все знали, — это мысль, словно молния, пронзила меня изнутри. — И вы не помешали этому? Все могло быть иначе…
— Нет, не могло, — мисс Фигг покачала головой, ранняя ее на руки. — Я никогда не смогу извиниться перед тобой и не оправдываю себя за это. Но я не о чем и не жалею. Тогда, много лет назад, когда я также как и ты, плутала по коридорам замка не в силах спасти ни себя, ни своего брата, ни девушку, которую он любил, я поклялась себе, что больше никогда не буду слабой. Все, чего мы хотели, это, чтобы стены заговорили. Так что я дала безмолвное согласие, в надежде разрушить этот заговор молчания.
— И что же? Разве это оправдывает жестокость? Я не виню вас за себя, но остальные…
— Жестокость? — она горька усмехнулась. — Нет, я спасаю жизни. Воля единственный путь к выживанию.
— Даже если она злая? Три заклинания, не так ли? Они из книги «Дементоров», я нашла их там. Никто не открывал книгу Седрика Гриффиндора за последние 18 лет. Откуда появилась переписная от руки копия?
— Кому, как не нам шестерым знать, что выживает сильнейший…
— Значит все же вы.
— Это единственный способ спасти их… Я выбирала самых талантливых и давала им силу бороться со злом, пусть даже при помощи зла. Разве они, эти три заклинания, не спасали тебя? Признайся, разве ты смогла бы выстоять без знаний, что передал тебе Том?
— Вы, как и Седрик Гриффиндор считаете, что мы не в праве вас судить? Но так уже повелось, что поколение, живущее сегодня, судит тех, кто был вечера, причем по самой строгой мерке. Нет, я не буду этого делать. За меня это сделают другие. А пока просто объясните, почему прятали мою мать, в то время когда отец искал и пытался вернуть ее назад? Он мог бы все это остановить.
— Твой отец хороший человек, но он не был способен понять ее, а я понимала.. она тоже потеряла моего брата… свою любовь… А об остальном я и не догадалась, когда же поняла, было уже поздно. То, что произошло много лет назад, изуродовало нас каждого по-своему. Твой отец старался все забыть и стал заложникам молчания наподобие остальных. Он ведь даже не сообщил о пропаже твоей матери, не смотря на опасность, которая могла грозить ей. Мой брат превратился в дементора и погиб в попытке заговорить, будучи уже немым. Я же стала одной из заложниц замка, пытаясь спасти тех немногих, кого могла. А твоя мать сломалась под тяжестью бремени. Она распалась на части, одна из которых пыталась спасти тебя, следуя материнскому инстинкту и воли замка, а вторая убить, дабы положить конец всему этому.
— А пятый?
— Что?
— Как это отразилось на пятом?
— Он принял замок…
— Тогда ответьте на последний вопрос, думаю я в праве знать: если это не вы, то кто же тогда подкинул мне книгу? Да и не способны вы скрывать все об обрядах в лесу одна… чего еще я не знаю?…
— Разве это имеет значения?
— Имеет. Вам хотелось, чтобы тайна стала достоянием общественности, и в тоже время скрыть страшную игру, что сами начали среди учеников. А чего хотел тот, кто помогал вам в вашем безумии?
— Так ты поняла…, — она согласно кивнула. — Да, я тоже ношу демона, но не настолько безумна, чтобы нажить себе еще одного врага…
— Ты готова? — спросил Албус Дамблдор, заходя в мою комнату.
— Да, — кивнула я, беря в руки свои чемодан. — Только вот попрощаюсь и…
— Буду ждать тебя у дверей замка, — ободряюще улыбнулся преподаватель.
Я обернулась, собираясь закончить разговор, но мисс Фигг больше не было в комнате. Единственное что я успела заметить это хвост черный кошки мелькнувший в окне.
«Возможно, это к лучшему», — подумала я, открывая дверь, «не смотря ни на то что, она моя тетя и вряд ли мы еще когда-либо сядем выпить чаю…»
Тилис, Цециль, Зонк и Лукас ждали меня внизу, у лестницы в холле. Я не знала, как подойти к ним и знала, что как только это сделаю начнется наша разлука. Так я и стояла на ступеньках, смотря на них, а они смотрели на меня. Каждый из нас знал, что это не на лето, не на год и даже не на пару лет, а на очень долгое время. Что мы не будем писать друг другу, и не будем летать к друг другу в гости. Между нами навсегда легли события, после которых нельзя просто сказать, — «привет».
— Ты в курсе, у Хогвартса теперь будет новый директор, — прервав неловкое молчание, пробормотала Пини.
— Да? И кто же? — сделав пару неловких шагов вниз по лестнице, спросила я.
— Один очень милый преподаватель преобразования, — ответила за нее Тилис.
— Наверно, так лучше, — пожал плечами Зонк, протягивая мне руку.
— Наверно, — ни к чему не обзывающие рукопожатие.
— Ты не должна уезжать, учебный год еще не окончен, — качая рыжей головой, упрямо повторил он.
— Сдам экзамены экстерном… в любом случае, я не смогу больше оставаться здесь…
— Я… — Лукас запнулся, не в силах выговорить, то, о чем думали мы все.
— Все в порядке, — в едином порыве обняла почти всхлипывающего парнишку я. — Мы попытаемся, честно мы попытаемся…
— Нам будет тебя недоставать, — Тилис кусала губу, силясь не расплакаться.
— Уже пора, — сжимаясь под тяжестью чувств, пискнула я, отстраняясь от Лукаса и почти бегом пересекая зал.
— Подожди, — крикнула мне в след Цециль.
— Меня попросили передать это, хотя я и не хотела, — в руках Циль была тетрадка, я узнала в ней дневник, который видела в руках Тома почти пол жизни назад.
— Как он? — мне было трудно побороть дрожь в руках, когда пальцы коснулись кожаной обложки.
— Какая разница? Он ведь хотел убить тебя.
— Знаю, а еще я никогда не буду уверена, спасал ли он меня, или не хотел, чтобы моя смерть разрушила механизм. Но это ничего не меняет, я не могу его ненавидеть, я никого из них не могу ненавидеть, — слезы стекали по щекам и с каждой слезинкой мне становилось легче. Они были моим отпущением.
Пини ничего не ответила, вместо этого она просто меня обняла. Не знаю, поняла ли она истинный смысл этих слов, но ее сочувствие было лучшим, на что я только могла рассчитывать.
На платформе было практически пусто, до конца учебного года оставалось еще два месяца. Из Хогсмита вечерним рейсом никто не отправлялся, так что поезд ждал только меня.
— Ты многому научилась за этот год?
Я знала, что это был вопрос, но не собиралась на него отвечать. Да за этот год я узнала намного больше, чем за всю свою жизнь. Осуждала ли я кого ли бы из них? Нет, за это время я усвоила, что мир это сложная штука и мне еще придется долго учиться жить в нем. Но я смогу, потому что умею прощать и я достаточно сильная, чтобы этого не делать. Албус пожал мне руку, как это делают взрослые люди, хотя почему как?
Мы с Томом так и не попрощались, когда утром я пришла в медпункт, его уже не было. Но там, стоя на платформе, я была уверена, что он где-то рядом и наблюдает за мной. Мне даже не нужно было оглядываться, чтобы понять, чью защиту он выбрал для этого. Просто, прежде чем подняться в вагон, я обернулась и послала воздушный поцелуй в сторону кустистых крон деревьев у самой кромки леса. Пусть знает, что я благодарна ему за самый дорогой подарок, который навсегда связал нас. Где бы мы ни были, в нашей груди будет биться сердце — одно на двоих.
В купе было пусто, колеса отбивали ритм, а я сидела у окна и думала о потерянной гостиной и зеркале, что в ней. Оно осталось, только больше не отражает людей… теперь в нем живет она… Такой, какой я ее любила и она отражает лишь самые заветные желания… это ее последнее грустное и прекрасное волшебство.
Расставанья — это к встречи.
Пусть вся вечность между нами,
В памяти храню я речи,
Наши руки и дыханья.
Верю — расставанья к встречи
Я люблю, а не прощаю.
Вопреки всему надеюсь,
Против совести желаю.
Знаю — расставанья к встречи.
Я защитникам нам буду.
Сохранить тепло сумею,
А секреты позабуду.
Помню — расставанья к встречи,
Время только расстоянья.
Ближе поцелуя в веки,
Дальше чем в любви признанья.
Расставанья это к встречи,
Как закон провозглашу я.
Пусть порядок будет вечен,
В мире где тебя ищу я.
Послесловие. Дочь Азкабана
Дамблдор смотрел на меня сквозь кустистые брови, взглядом, который не сулили ничего хорошего…
— Где вы это нашли?
Не могу поверить, что вся шумиха из-за какого-то дневника и пары писем…
— В тайнике под кроватью.
Это был абсолютно честный ответ, вчера я попробовал ее передвинуть и камень выпал из стены… Но, похоже, никто в этой комнате мне не верил.
— Дневник и письма написаны от женского имени, как они попали в спальню мальчиков? — заговорила почти обжигающе ледяным голосом профессор МакГоногалл.
— Понятия не имею.
— Шэймус, на вашем месте я бы дважды подумала над ответом.
Почему это так всех взволновал? В кабинете директора стояла половина учителей Хогвартса. Я впервые видел так много разных эмоции, даже на матче по квиддичу вряд ли можно наблюдать нечто подобное. Никто, кроме Мисс МакГоногалл не говорил, но казалась, кабинет так и сотрясало от голосов.
— Мне нужен честный ответ, — неожиданно заговорил Дамблдор, — вы читали данный архив?
— Я…не то чтобы читал, скорее пролистал, но там ничего не понятно…
Казалось его удовлетворил мой ответ.
— Вы можете идти Шэймус, — кивнула директор.
— Значит, говоришь, они очень разнервничались, когда узнали про ту тетрадку? — с любопытством переспросил Джордж.
— Интересно, что в ней такого, — задумчиво потянул Фред, плюхаясь на кресло рядом с братом.
Гостиная Гриффиндора была почти пуста, лишь пара учеников сидели над недоделанными домашними заданиями.
— Понятия не имею из-за чего шум, — пожал плечами я.
— Ты хоть заглядывал внутрь? — вновь переспросил Джордж
— Конечно, но я с разу понял, что это дневник какой-то девчонки, а читать слезливые бредни не особенно то хотелось, — надувшись, фыркнул я, хотя на самом деле уже не раз пожалел, что так и не вчитался в эти закорючки.
— Наверно, там было что-то поинтересней, — насмешливо возразил Дин, подсаживаясь ближе к остальным.
— А мне вот что интересно, как девчачий дневник мог оказаться в спальне мальчиков? — встряхнув своей рыжей головой, расплылся в улыбке Фред.
— Какая разница? Все равно Дамблдор конфисковал его и сейчас, небось, припрятал куда подальше, разочаровано протянул я.
На самом деле Альбус Дамблдор в тот день действительно похоронил в недрах замка одну старую тетрадку, думая, что это дневник. В то время как Миневра в своей комнате смотрела на небольшую книжку, в которой некогда были важна каждая строчка, уже давно не имевшая смысла в этом мире. Даже то, что произошло после того, как хрупкая, маленькая девочка с рыжими волосами и не вероятно большими серыми глазами покинула стены Хогвартса. Неважно и то, что она стала первым ауром стоящим в цепи сопротивления только надвигающемуся злу и то, что ее будущее, а ныне прошлое навсегда изменило ход событий в истории. А важен лишь тот день, когда они вновь встретились. Эти две последние страницы были действительно важными. Она знала, когда они были написаны. В тот день, когда Титучи последний раз посетила Хогвартс. Она окликнула ее как в школе.
— Ганни.
— Литисия?! Какими судьбами? — Минерва спешила на урок, но, увидев старую подругу у окна, остановилась. Та совсем не изменилась, разве что пара седых прядей в густых рыжих волосах говорили о трудной судьбе, что она избрала для себя.
— Я тут кое-что привезла, но не решилась отдать никому, кого знаю. Ты в меньшей степени, чем все остальные в курсе о тех событиях, что происходили здесь, — в бледном отблеске лучей, просачивающихся через оконную раму, было видно, что ее руки дрожали. — Я думаю, ты лучше всего распорядишься им, — с этими словами она протянула ей тетрадь в потрепанном кожаном переплете.
— Ты меня пугаешь, почему ты хочешь кому-то ее передать.
— Потому что знаю судьбу, уготованную мне, — Литисия тяжело вздохнула, опираясь на подоконник. — Не пугайся, я просто должна исчезнуть.
— Исчезнуть? Куда?
— Не знаю… Мне самой пока это сложно представить. Я сейчас как перед бездной, но выбора нет. В конце концов, я сама этого хочу.
Этот разговор встревожил Миневру не на шутку, решительность в глазах и голосе подруги граничили с безумием. Возможно, Титучи не хватило сил?… Нет, должно быть другое логическое объяснение… — покачала она головой, чтобы отогнать дурные мысли. Ее взгляд скользнул по пыльному дорожному плащу подруги и ее тонким белым рукам, скрещенным на животе.
— Ты ждешь ребенка? Ну конечно, вот в чем дело.
— Да, — улыбка легла на едва розовые губы Титучи. — Это мальчик.
— Но это ведь прекрасно. Откуда же такой фатализм? От этого еще никто не умирал, да и исчезать зачем?
— Мы передаем силу демона лишь через поколение и мой мальчик всегда будет в зоне риска, я должна его уберечь. Разве мало для ребенка того, что я передаю ему по наследству чужое сердце? Так я еще призываю его в наш такой неспокойный сейчас мир, и мои враги не должны перейти к нему, поэтому я и должна исчезнуть. Ганни, мы никогда больше не встретимся, но ты и еще один близкий мне человек единственные, кто знают о моем сыне, прошу, сохрани это в секрете.
— Ты могла и не просить, никто и никогда не узнает этого от меня. Как ты решила его назвать?
— Как моего отца, новая улыбка, полная нежности, заиграла на губах Литисии. — я назову его Джи.
— А его отец…, — она осеклась, сцепив пальцы. — Какая будет фамилия у ребенка?
Титучи не ответила, просто отвернулась к окну, а потом рассмеялась, звонко и весело.
«Хорошая попытка… Но он не будет носить фамилию своего отца, у него есть имя предков», — кивнула она, касаясь тонкой цепочки на шее с маленькой гончарной бусинкой вместо кулона. — «Его будут звать Джеймс… Джеймс Поттер».
